Бытовая культура итальянского Возрождения: У истоков европейского образа жизни

Правда, так было не всегда. Такие города, как Рим и Флоренция были многим обязаны некоторым русским меценатам. В Риме это были виллы Зинаиды Волконской, во Флоренции — семья Демидовых. Потомки сибирских заводчиков, Демидовы в XIX-м веке прочно обосновались во Флоренции. Николай Никитович Демидов (1773–1828) был русским посланником во Флоренции. Для своего сына он купил поместье Сан-Донато, а потом и присовокупил к нему графский титул. Так что Анатолий Николаевич (1813–1870) появляется во Флоренции как граф, с 1840 года как князь Сан-Донато. Он вел себя в Европе довольно вольно, не считаясь ни с общественным мнением, ни с мнением царя. В 1841 году он женился на Матильде де Монфор, дочери родного брата Наполеона Бонапарта Жерома. Впоследствии этот брак распался, но Анатолий купил имения Бонапарта на Эльбе и устроил там первый музей опального императора. Правда, Анатолий Николаевич поддерживал и отечественные традиции, он оказывал помощь художнику Карлу Брюллову, за что Брюллов написал парадный портрет Анатолия на боевом коне.

Во Флоренции внук Анатолия Павел купил одну из вилл Медичи, виллу Пратолино в 6 км на север от Флоренции. На этой вилле красуется колосс «Старик — Апенин» и раскинулся обширный парк, который теперь называется «парк Демидова», переданный в муниципальную собственность.

Павел занимался активной меценатской деятельностью во Флоренции, открывал музеи, картинные галереи. Он одел в мрамор кафедральный флорентийский собор — Duomo, за что на соборе красуется герб Демидовых с изображением двух львов и надписи по латыни ACTA NON VERBA (Делай — не говори). Он также подарил Флоренции монументальный памятник в честь своего деда Николая Демидова, который и сегодня стоит на берегу Арно на «Площади Демидова».

Памятник был заказан известному скульптору Лоренцо Бартолини. На верху памятника возвышается фигура Николая Демидова с сыном Анатолием на руках. Все остальные фигуры носят аллегорический характер. У ног Николая сидит девочка, символизирующая Благодеяния. По углам памятника расположены еще четыре аллегории. На переднем плане — фигура Милосердия, которая держит на руках и кормит ребенка. Другая фигура символизирует Сибирь — ведь оттуда во Флоренцию уплывали деньги Демидовых. Она держит на руках маленького Плутона, наступает ногой на мешок золота и держит у ног кувалду. Две другие аллегории — Истины и Искусства — изображаются в виде обнаженных фигур. В целом эта многофигурная аллегория восхваляет семью Демидовых. Художественного значения она, по-моему, не имеет, но от подарка не отказываются. Город построил над монументом балдахин и снабдил его пояснительной надписью — без нее в скульптурной группе не разберешься.

Так что память о Демидовых во Флоренции сохраняется: есть площадь Демидовых, парк Демидовых, герб Демидовых. Так благодарная Флоренция расплачивается с русскими меценатами. В общем Демидовы сделали многое для Флоренции и, как оказалось, для кафедрального собора, главного памятника Ренессанса. Поэтому мы так подробно рассказываем о семье Демидовых: не так часто русская культура оказывается связанной с итальянским Возрождением. Нынешние русские миллионщики не тратят денег на поддержание искусства, образование или издание книг. В современной России система патронажа искусства и культуры совершенно отсутствует.

Итак, какая культура предпочтительней: та, что существовала в эпоху Возрождения, или массовая культура XXI века? Конечно, в ту эпоху не было машин, самолетов, метро, пенициллина и других чудодейственных лекарств. Но зато она рождала в изобилии гениев, таких как Данте, Боккаччо, Шекспир, Леонардо да Винчи, Рафаэль, Боттичелли, Брунеллески, Микеланджело и многих других. Была ли эта культура более гуманной, позволяющей раскрыть творческие потенции человека? Наконец, были ли люди Возрождения более счастливы, общительны, остроумны, созидательны, оптимистичны, трудолюбивы, чем теперь?

И еще один вопрос, который мы ставили перед читателем в предисловии. Как сказал Якоб Буркхардт, Ренессанс сделал многое для того, чтобы превратить свой быт в хорошо организованное художественное произведение. Мы убеждаемся в этом, знакомясь с ренессансным домом или виллой, с домашней мебелью, утварью, посудой, одеждой, организацией празднеств и фестивалей, с коллекционированием античных реликвий и старинных книг, с всеобщей тягой к музыке и музицированию, театру, зрелищам. Все это считалось утилитарным и обыденным, хотя и оказывалось на грани с искусством, проявлением самого высокого художественного вкуса. Возможен ли такой быт в наше время? Очевидно, нынешние патриции совершили не одну попытку, чтобы превратить свой быт в роскошь, в демонстрацию богатства и анонимной власти денег. Но не превращается ли такой быт в мечту, которая немедленно становится китчем? Проклятие массовой культуры витает над всеми теми, кто хочет купить культуру, а не освоить ее историю и традиции.