Бывает, просто не везет

Покуда жив, есть надежда, так? Вот только сейчас легче думалось о том, что жизнь – подлая сволочь. Только и ждёт, пока утратишь бдительность, чтобы пнуть как следует. Происходящее в этом дрянном мире по большей части начисто лишено здравого смысла и очень много чего перевернуто с ног на голову.

Столица – грязная, беспорядочная и индустриальная. Город пыли, конского навоза и пара. Здесь сотни тысяч бедняков вкалывают за гроши, отдавая здоровье и жизни, чтобы кучка богачей могла наслаждаться благами цивилизации.

Пулий уже прошёлся по ближайшим тавернам и гостиницам. К несчастью, нигде в помощниках не нуждались. Тогда он решил податься в порт. Выбирать можно только из того, что под рукой, а где-то ещё вряд ли удастся по-быстрому найти подработку. Он попытался представить себя в роли грузчика, таскающего по трапу огромные ящики. Картина, нарисованная воображением, не понравилась. Но другого способа выжить и спасти семью в этом городе Пулий не видел.

На следующей улице двое солдат занимались установкой палатки. Офицер – седой мужчина с исполосованным шрамами лицом – сидел за походным столиком. Перед ним лежала большая книга в кожаном переплёте. Он достал из сумки коробку с письменными принадлежностями, стопку желтоватых карточек, похожую на колоду игральных карт, и связку бронзовых жетонов. Ещё двое легионеров раздавали всем прохожим мужчинам листовки. Очередной призывной пункт. И зачем только всё время набирать новых рекрутов, если война закончилась?

Одна листовка досталась и Пулию. Бумага дешёвая, настолько тонкая, что светилась. Читать Пулий не умел, но чёрно-белый рисунок на половину страницы был более чем понятен. Вверху огромная корона перекрывала грозовую тучу; чуть ниже великаны-легионеры (все с одинаковыми суровыми лицами) выстроились в уходящую вдаль шеренгу, а у них из-под ног, словно букашки, во все стороны в ужасе бежали и ползли карлики-варвары с демоническими лицами и рогами.

Пулий хотел было скомкать листовку и бросить на мостовую, но поймал на себе взгляд единственного глаза офицера. Кроме неприятностей этот взгляд ничего не сулил. Пулий аккуратно сложил листовку и сунул её в карман.

Он свернул в боковой переулок, собираясь немного срезать путь.

Перед глазами вновь всплыло лицо Лидии, которая выкрикивала оскорбления. Почему желание угодить и нежелание ввязываться в ссоры и склоки считалось проявлением слабости? Пулий почти не пил спиртное, всё заработанное тратил на семью. Единственное, чего ему хотелось, – держаться подальше от проблем. Неужто большое преступление?

Или мужчиной мог считаться лишь тот, кто минимум раз в неделю напивается до беспамятства, а в плохом настроении поколачивает свою жену?

«Я – мужчина!» – едва не выкрикнул Пулий вслух. В этот момент ему на голову опустился тёмный мешок. Судя по запаху, раньше в нём держали сушёную рыбу. Затем тьма рассыпалась разноцветными искрами.

***

Пахло плесенью и сыростью. В темноте звучали голоса. Прямо внутри головы. Один напоминал скрип плохо смазанного колеса у старой телеги. Второй – воронье карканье.

– Идиот! Ты его насмерть зашиб! – прокаркал Ворон.

– Да живой он, живой. Дышит, смотри, – проскрипел Колесо.

– Про старика ты тоже так говорил, – огрызнулся Ворон. Запахло сырым луком, – а обернулось вон как… Ещё и гостиницу спалил.

– Сто раз уже повторял тебе, Сай, случайно вышло. Припугнуть хотел, а этот дурень старый ножом размахался… ну, я в его же кишки и всадил. Уж лучше ему, чем мне. А потом он дёргаться на полу начал, – Колесо разразился серией коротких скрипов, словно повозка застряла в залитой водой рытвине и никак не могла выбраться. – Ну и лампу сбил… А потом…

– Ладно, ладно, – оборвал его Сай, – буди этого. Не сделаем что поручено, нас с тобой самих на полу дёргаться заставят.

Невидимая сила ухватила за воротник и поставила на ноги. Рывок был таким резким, что показалось, голова вот-вот оторвётся от тела. В тот же миг в висках и затылке вспыхнула боль. Пулий почувствовал, как желудок сводит судорогой и горький комок, обжигая пищевод, рванул наверх. Сдержать его внутри не было никакой возможности.

– Твою мать! Он чуть на меня не наблевал, – голос Сая с трудом прорывался сквозь густой туман в голове.

Рука сзади отпустила, и Пулий грохнулся на четвереньки. До того как он сумел разлепить глаза, его вырвало во второй раз. Всё, на что хватило сил после, – упасть не вперёд (в лужу собственной блевотины), а вбок.

Казалось, что на голову наступила лошадь. Сразу всеми четырьмя ногами. Пол постоянно шатался и пытался провалиться. Глаза удалось приоткрыть, теперь весь мир ярко светился через щель, узкую, как замочная скважина.

– Проклятье! У него губы синеют, – Пулий уже не мог разобрать, чей голос слышит. Светящаяся щель начала кружиться. Его бы вырвало снова, но желудок был пуст.

Гораздо аккуратнее, чем в прошлый раз, рука ухватила Пулия за край одежды и осторожно приподняла. Чья-то тень закрыла собой остальной мир. Незнакомец прислонил к губам нечто похожее на тонкую металлическую трубку с резьбой.

Губы, затем рот, язык и горло обожгло жидким огнём.