Андрей тогда сгоряча наговорил ужасного, сам не понимал, как из него вылазят такие слова. Но он был очень зол тогда! Ломать себя пришлось. Сорвался.
Думал - поймет. Ведь всегда понимала...
Обиделась. Уехала, наказала его. Сначала думал - одумается, вернется, надеялся. А потом просто существовал без нее, как в безвоздушном пространстве. Знал, что она где-то далеко, чувствовал ее всегда. Как будто между ними было что-то такое... крепкое как канат.
А потом увидел на экране. Машу, отца своего, толпу мужиков вокруг. Просто увидел, как она им улыбается, и понял - все! Канат порвался.
И страшнее этого уже ничего быть не могло.
Так странно было в один день, в одночасье, осознать то, что всегда знал, но не хотел признать, как баран поперек перся. А тут все само на место встало. Он из-за нее от мести отцу отказался. Только ради того, чтобы ЕЕ на два слова вызвать.
Она же...
Только один миг был, когда ледяная корка поплавилась. Узнал в ней прежнюю Машку и понял, вспомнила! Вспомнила!!! Чуть не заорал как дурак. Думал, сердце выскочит из груди.
Но не удалось удержать. Не удалось, не поверила. Сорвалась.
И проклятый Анькин дядька, нашел время в самый неподходящий момент его доставать! Андрей смотрел, как она уходит, отказываясь признать поражение.
Но телефон названивал, и он наконец ответил:
- Да!
- Ты чего сбрасываешь, зятек? Не узнал, что ли?
- Не мог я. Люди тут.
- Люди?
- Да. На форуме я! - рявкнул Андрей, полагая, что разговор окончен. - Давай, пока, Борис Николаевич.
- Ты погоди, - елейный голос провещал из трубки. - Лучше расскажи, жену за что избил?
- Я?! - остолбенел Андрей. - Я Анну пальцем не трогал.
- Да что ты? А она говорит другое. У Аньки челюсть сворочена, лицевой нерв поврежден. И все это твоих рук дело, зятек.
Идиотизм ситуации просто потрясал. Он вообще Анну за все время ни разу пальцем не тронул, что за лажа?! Такой подлянкой запахло.. И тут словно в голове щелкнуло, сами собой сложились слова:
- Челюсть сворочена, говоришь? А откуда я знаю, может, ей любовник морду набил, пока меня дома не было?
В трубке раздался гаденький дядькин смех:
- Ну ты не путай берега, зятек. Это жена, а не та шалава, к которой ты в Москву рванул е***. Так что не дури, давай, возвращайся, Анечка в больнице, сильно расстраивается.
Но Андрею было уже все равно.
- Я не вернусь. Разводиться буду.
- Разводиться? - деланное удивление сменилось смехом. - За тобой должок, не забыл?
- Долг отдам и...
- Э, неееет, - хохотнул дядька. - С тебя еще проценты за моральный ущерб.
Ему хотелось заорать:
- А мне кто моральный ущерб за нервы мои трепанные возмещать будет?!
Но вместо этого Андрей процедил:
- Хрен вам а не проценты, уважаемый Борис Николаевич. Мы так не договаривались.
- Я смотрю ты смелый стал, тягаться со мной вздумал? Силишек хватит?
- Хватит.
- Ну смотри Андрюша, как знаешь, - отечески так, ласково. - Чтоб не пожалел потом.
Андрей всегда чувствовал, что рано или поздно этот момент наступит. С самого первого дня чувствовал. Поэтому заранее подготовился. Конечно, война с Дудиновым здорово потреплет его финансы, но и он мог дать сдачи.
- Не пожалею.
- Ладно, но ты не обижайся потом. Если что... - дядька специально помедлил, акцентируя внимание. - С твоим бизнесом случится...
«Ср*ть я на тебя хотел» - подумал Андрей и уже собирался ответить, но тут дядька жены добавил:
- Или с твоей шалавой.
И отключился.
Андрей похолодел, застыл с трубкой в руке, показалось, земля из-под ног ушла.
глава 36
Время, нужное, чтобы те пару десятков шагов пройти, дало возможность выпрямиться и вновь обрести свои границы. На самом деле, просто колоссальным усилием воли загнать все вглубь себя, Маша осознавала это. Остальное сжирал откат.
Потому что сил оставалось только на то, чтобы держать спину ровно да изображать уверенность. А внутри бушевал шторм, сметая к чертям все выстроенное годами спокойствие. Хотелось кричать, ругаться, вернуться и надавать этому уроду по морде, выцарапать глаза за то, что опять влез в ее жизнь, и опять все перепохабил!
Но вместо этого она сдержанно улыбалась, подавляя противную дрожь и слабость в ватных коленях. Состояние как после наркоза, когда анестезия, проходит и в измученное тело начинает вгрызаться боль.
Силилась собраться, ей же тут еще целый день работать. Высидеть две конференции, с людьми общаться, а Маша чувствовала себя разбитой и пустой, как будто от нее осталась только оболочка. Оболочка двигалась, что-то говорила, сидела в зале рядом с начальством, пытаясь услышать, о чем говорит докладчик, а в голове дрожащее желе, каша.
Прикрыла глаза, чтобы глубоко вдохнуть, отстраниться от всего и заставить себя сосредоточиться на голосе докладчика, и неожиданно услышала приглушенное:
- Мария Владимировна, вам плохо?
Отто Маркович.
Очнулась, мгновенно открывая глаза, проговорила:
- Нет, со мной все в порядке.
Шеф скептически ее оглядел и проворчал в своей обычной манере:
- Мне лучше знать.