Бывшие. Без срока давности (СИ)

Я никогда бы не подумала, что буду переезжать в такой сложной обстановке. Откровенно говоря, вообще о переезде, как таковом, не думала. Признаюсь, иногда мечтала, что однажды мы с Яной переедем, но эти мечты казались далекими-далекими, реальность тянула вниз, ближе к тем возможностям, что у меня были. Они же считались сильно ограниченными, если быть честной.

Но вот я уже паковала вещи, а в голове такой сумбур, мамочки! Сердце буквально выпрыгивало из груди, мысли путались. На глаза то и дело слезы наворачивались: нужно было уместить нашу с Яной жизнь в несколько чемоданов, и я понятия не имела, как это сделать!

Богдан вообще заявил, что я могла с собой не брать ничего из вещей, он обеспечит нас всем необходимым. Но я так не могла. По сути, меня отрывали из привычной среды, а там, в гостях у Богдана, я буду на птичьих правах находиться. У нас еще не такое хорошее общение, чтобы я без опаски смотрела в будущее.

Страшилась кучи разных сложностей: непонимания, ссор по мелочам, старых обид… Много всего! Ко всему прочему расстаться со старыми вещами мне было сложно и по другой причине: они хранили множество приятных воспоминаний и казались мне наполненными особенным, живительным теплом.

Возможно, начать с чистого листа и построить что-то новое даже хорошо в некоторых случаях. Однако мне будет проще адаптироваться в новых условиях, если меня будет окружать несколько приятных сердцу вещиц и мелочей.

Обстановка для переезда нервная: проблемы с Дашей только набирали обороты!

Скандалы, ссоры, слезы мамы, ее попытки воздействовать на сестру — ничего не помогало! Она уперлась в свое «хочу и буду», не видела ничего. Разумеется, мне было психологически сложно понимать, что оставлю маму наедине с этой раскапризничавшейся нахалкой. Она ведь и не думала упростить нам жизнь, бросила работу, куда едва устроилась, ничего не объяснила, зато выкатила претензию слезливую:

— Вы портите мне настроение! До истерики доводите. Выкидыш хотите мне устроить, что ли?!

И как с ней бороться…

Если я еще могла что-то сказать, прикрикнуть и голос повысить, сестра немного прижимала свои хотелки и уменьшала гонор, то с мамой она вела себя исключительно дерзко и требовательно, а у мамы характер слишком мягкий. Ее легко было разжалобить слезами и истерикой. К тому же она заочно поддерживала сестру в желании оставить малыша и придерживалась мнения, мол, дал бог зайку, даст и лужайку…

Я опасалась как бы в итоге содержание Дашкиного ребенка не упало на мои плечи… Вот честно, сколько я всю семью тянула, а Дашка, что?

Не торопится вступать во взрослую жизнь, с этим Мурзалиевым чего учудила, и с психом бросила работу, шляется черт знает где целыми днями. Хоть вышвыривай ее вещи на улицу, мое терпение подходило к концу. Единственное, что меня удерживало так поступить, это мама. Она бы расстроилась до слез, а ее здоровье и сердце в последнее время и так шалили…

Плохо, что только я это понимала и действовала во благо. Сестричка же нагло этим пользовалась, на жалость давила.

Мурзалиеву о своей беременности она сообщать не спешила, что меня злило неимоверно. Неужели она обманом хотела навязать мужчине нежеланного ребенка, дотянув до срока, когда аборт было бы сделать невозможно?!

И в то же время требовать, чтобы она пошла и избавилась от малыша… казалось чудовищным. Я-то в свое время оставила ребенка, даже зная, что Богдану мы были не нужны.

Так сложно.

Сердце болело.

Семья же. Родные! Какие бы ни были, но ближе мамы и сестры у меня не было никого.

***

— Настюш, а ты Зайку-Улыбаку возьмешь? — появилась рядом мама, протягивая затасканного старого зайчика, любимую игрушку Яночки в прошлом.

— Ох, ма. Вспомнила же ты, — улыбнулась я, смахнув слезинки с ресниц. — Даже не знаю, мне кажется, Яна уже переросла эту игрушку.

— А ты подумай, она много места не займет.

— Ма, ты только посмотри на эти горы вещей. Надо выбрать самое необходимое, а у меня руки не поднимаются убрать лишнее. Еще Зайка сверху…

— Попроси Богдана. Неужели он ради дочери еще один чемодан не нагрузит? Или не просила…

Я отвела взгляд в сторону. Отношения с Богданом — больная, сложная тема. Хочется, но…

В этот миг сердце замерло в груди.

Я, кажется, впервые с момента его появления открыто себе призналась, что хотела… быть… с ним.

До дрожи.

— Да ну прекрати. Ничего я просить не стану.

— Какая ты гордая, он на тебя с тоской и жаждой смотрит… Глядишь, на многое бы согласился, но ты его сторонишься, а он уже не знает, на какой кобыле к тебе подъехать.

— Вот опять мы о Богдане говорим. Почему, ма? Все разговоры к нему сводятся.

— Потому что ты молодая, красивая, у вас такая любовь была. Что себя хоронить? Надо попробовать…

— Было бы что.

— Упрямая! — ругнулась мама и шутливо замахнулась на меня полотенцем. — Бросай вещи, пошли ужинать. И о моих словах подумай. Настюш… Ты даже не представляешь, как мне тяжело думать, что у меня две дочери, и обе не видят женского счастья. Я себя ущербной чувствую, что-то я вам не дала, как мама… Где-то закрался мой провал, — тоже зашмыгала носом.