Бывшие. Я тебя отпускаю

Никита изменился. Раздался в плечах. Похорошел. Светлые волосы по-модному подстрижены. Одежда, обувь, часы — все дорогое. Он явно пришел к цели и добился своей мечты — стать успешным и уважаемым человеком. А я ношу эти полусапожки уже пятый год и забыла, когда в последний раз ходила на маникюр.

— Инга. — Арктический холод в его глазах — единственное, что осталось неизменным.

Он смотрит на меня с таким же презрением, что и тринадцать лет назад.

Глава 3

Никита

Она очень изменилась.

Светлые волосы значительно короче, чем я помню. Лицо и тело сильно похудело. Одежда вообще не соответствует ее статусу. Насколько мне известно, отец Инги расширил свою сеть магазинов до каких-то гигантских размеров.

Интересно, почему его дочь работает обычной учительницей и выглядит так, будто живет от зарплаты до зарплаты?

Инга прожигает меня своими медовыми глазами. В них плещется такой яркий огонь, что им можно спалить всю больницу.

Несмотря ни на что, она по-прежнему очень красива. У Инги всегда было какое-то чисто женское притяжение, которое с годами только усилилось. Она афродизиаками, что ли, пользуется? Какого хера меня так ведет в ее присутствии?

Она стала старше, но сохранила утонченность и сексуальность. Даже сейчас, несмотря на неожиданный хаос в моей жизни… я по-прежнему ее хочу. Как пацан, который боится ошибиться.

А я и ошибся. В ней. Она вовсе не такая, какой хочет казаться. Так что запихиваю подальше свои хотелки, потому что стоять в очереди вместе с другими мужиками за своей «порцией любви» я не буду.

— Папуль, а тетя Валя заболела? — Женька выдергивает меня обратно на поверхность из омута, в котором я тону.

Перевожу взгляд с Инги на дочь:

— Да, Жек. Ее сбила машина.

— Она пришла в себя? — вмешивается Инга.

А мне хочется возвести стену между нами, чтобы блять не видеть, не слышать эту женщину. Чтобы она перестала тревожить мои нервы и рушить мою только-только устаканившуюся жизнь.

— Да, — холоднее чем нужно отвечаю я. — Побудет в больнице какое-то время. Жек, дашь нам поговорить с твоей учительницей?

Дочка придвигается ближе и шепчет мне на ухо:

— Папочка, ее зовут Инга Арамовна.

Детский шепот слишком громкий, и Инга все слышит, но отводит взгляд, делая вид, что оглохла.

— Спасибо, что привезла ее. Ты что-то хотела? — спрашиваю равнодушно, когда убегает Женька.

— Что? — переспрашивает Игна, недоумевая.

— Ты сказала, что хочешь поговорить с родителями Жени. Говори.

Разина переминается с ноги на ногу и окидывает взглядом коридор, по которому снуют туда-сюда медработники.

— Уверен, что здесь самое подходящее место?

— Абсолютно. Потому что я не знаю вернется ли Женя в вашу школу.

Инга дергается, будто я дал ей пощечину. Ну а чего ты ждала, дорогая? Я бы не хотел, чтобы женщина, слабая на передок, учила моего ребенка правильно рисовать солнышко.

Диссонанс какой-то выходит, понимаешь ли.

А школа хоть и частная, но далеко не единственная в нашем городе.

— У меня нет времени, Инга Арамовна, — давлю, делаю упор на ее имени. — Поэтому если есть что сказать — говори.

Разина прокашливается, выпрямляется. Перехватывает обеими руками сумочку и гасит все пламя в своем взгляде, превращает его в лед.

— Женя изображает на рисунках мать как черное абстрактное пятно. Я не знаю, что за проблемы с темой матери, но советую обратиться к детскому психологу, чтобы проработать это.

Н-на, Фадеев, тебе под дых. Думал, она будет играть честно? Хрен тебе. Ясно же, что Инга ведет свою линию мерзко и грязно. Всегда играла. И когда обманывала тебя — тоже. Через ее постель прошло столько мужиков, что эта дамочка разучилась иметь дело с нормальными людьми.

— Моя семья — не твоя забота, Инга Арамовна. Твоя задача какая? Яблоки рисовать? Вот и рисуй свои яблоки, а нос свой в дела моей дочери не суй.

— У нее может быть непроработанная травма… — сжимает пухлые губы недовольно.

А я сглатываю. Перед глазами, сука, картинки, как она становится на колени, открывает свой ротик и заглатывает меня на всю длину. Уверен, с таким опытом, как у нее, она может меня порадовать.

Когда мы были вместе, так и не успели это попробовать.

Может, предложить ей сейчас? За деньги? Выглядит она так, будто они ей не помешают.

Мотаю головой, выбрасывая из мыслей все эти картины, и концентрируюсь на действительности: Инга пытается залезть ко мне в душу через дочь.

— Не в твоей компетенции разбираться в этом. Моя семья для тебя табу. Знай свое место, Инга Арамовна.

— Мое дело — предупредить. Детская психика очень неустойчива, — настаивает.

Это моя психика сейчас очень неустойчива. Так что держись от меня подальше, Инга Арамовна.

— Ты намекаешь на то, что моя дочь больна на голову? — глаз начинает дергаться.

— Разве я сказала это? — Инга распахивает глаза.

— А разве нет? — выгибаю бровь.

Разина тяжело вздыхает:

— Очевидно, нормального разговора у нас не получится. Передавай Валентине Александровне мои пожелания скорейшего выздоровления.

Не дожидаясь моего ответа, разворачивается и уходит. А меня срывает нахрен от щупалец, которые она снова запускает под мою кожу.