Я была благодарна Артему. Он хорошо ладил с детьми, даже странно, что еще не женился и не завел парочку. Ева дядю принимала безоговорочно, очень уж на папу похож. Нет, спутать их нельзя, но и родными сразу определяешь. Только вот Артем всегда другом мне был, даже в студенчестве не было шальных мыслей, а ведь он красавчик, обаятельный, немного нагловатый и при деньгах. Девчонки ноги ломали, надевая шпильки повыше, и трусами светили, выбирая юбки покороче. А вот на меня сила его магнетизма не действовала, но стоило Рому увидеть, голову потеряла. К нему поехали той же ночью: между нами не просто искрило, а взрывалось все. Он меня все выходные из постели не выпускал, потом домой отвез вещи забрать. И к нему на пмж позвал. У меня не было даже мысли отказаться. Это на уровне энергии ощущалось правильным и логичным. А теперь мы разводились. Вероятно, долго и счастливо не бывает ни у кого. Мои родители тоже любили друг друга, но и они разлучились. Не любовница, смерть. Мама долго оплакивала папу, прежде чем в ее жизни появился Сергей Олегович. Значит, и у меня есть шанс найти свое счастье снова. Сколько там людям половинок отмерено?
– Садитесь обедать, – позвала дочь с дядей. Рядом был магазинчик домашней кухни и там лепили просто идеальные хинкали. Артем оценил, ну а Ева обожала пельменное тесто. Я налегала на винегрет. С утра захотелось, поэтому бросилась свеклу искать и варить, остальное было в холодильнике.
– Хочешь узнать, как Москва поживает? – поинтересовался Артем, когда Еву на дневной сон отправила. Я поняла намек.
– Нет, не хочу, – бросила, наливая чай. – Что я, Москву зимой не видела.
Артем хмыкнул и поднялся, встал рядом, на столешницу опершись.
– Ева скучает… – обронил тихо.
– Она привыкнет. По-прежнему уже никогда не будет. Увы и ах, – саркастично закончила.
– Хочешь узнать, как он?
Естественно, имя уточнять не нужно. Понятно все. Роман.
– Я сочиняю Роман, Рома, Рома, Роман. Роман – мужчина всей моей жизни, – спела припев старой песни. – Нет, не хочу.
Хотела. Конечно, хотела! Но не могла себе позволить раскисать. А это произойдет в любом случае: буду плакать, если счастлив. И если страдает тоже буду.
– Рома ищет вас.
– Зачем?
– Думаю, хочет объяснить.
– Объяснить? У него было много времени, но он не нашел минутки для разговора с любимой женой о любимом сыне. Теперь я не хочу знать.
Артем скривился и взял меня за руку. Пальцы сжал.
– Ты нервничаешь. Не обманывай саму себя, Наташ.
– Да, я переживаю! – воскликнула, но, спохватившись, понизила голос, чтобы Еву не разбудить. – Я не понимаю, почему? За что? Как вообще это могло произойти? Любил ли он меня… – я смахнула злые слезы. Ну вот опять. Это первые после побега. Думала в ледяной ванной утопила их, ан нет, при мне они. И боль тоже.
– Конечно, любил. Как тебя можно не любить… – Артем притянул меня к себе, обнял нежно. Я вскинула лицо, в глаза его всмотрелась: в них было давно забытое и травою поросшее…
– Тём, я не могу… Как бы ни злилась на Рому, не могу…
– Я знаю… – он так и не отпустил меня. Сама высвободилась. – Все же думаю, что тебе нужно дать Ромычу возможность объяснить, – хрипло произнес, прикрывая глаза: темные ресницы нервно дрожали, поза напряжена… Боже, неужели до сих пор?
– Артем, прости. Я не думала… Прости. Если тебе сложно… Помогать мне, – сменила формулировку. Быть со мной – вот что хотела сказать.
– Все нормально, просто вспомнил, как сох по тебе, – усмехнулся с горчинкой. – Вам нужно поговорить, расставить точки.
– Поговорим, – ответила, физически ощущая, как напряжение тает: Артем полностью контролировал себя. – Когда будет ясно с судом.
– Наташа, жалеешь, что узнала?
– Нет, – ответила решительно. – Горькая правда всегда лучше. Меня папа этому учил.
Он был следователем по особо важным делам. В 2006 к нему попало дело об убийстве правозащитницы и журналистки. Громкое, политическое. Не все хотели честного расследования. Через полгода он со службы возвращался: в машину сел, больше живым мы его не видели. Гроб был закрытым. Взрыв уничтожил не только человека, но и веру в справедливость. Мой отец был офицером и хорошим человеком. Он служил закону и своей стране. Не всем это приходилось по вкусу. Я хотела стать журналисткой, говорить людям правду, но им это тоже не нужно. Они предпочитали сладкую ложь. Поэтому я ушла с телевидения. Теперь мне хотя бы не нужно врать.
– Это я, Наташа.
– Что «я»?
– Послал тебе письмо с ключом.
– Что?!
– Прости, что пришлось. Я до сих пор не уверен, что сделал правильно. – Артем подошел к окну, руки в карманы спрятал, смотрел на серое море, бушевавшее внизу. – В определенный момент понял, что ты должна узнать. Что пора разрубить узел, – и ко мне повернулся. – Я не думал, что ты увидишь больше. Хотел, чтобы наконец узнала про мальчика. Ромыч упорно скрывал…
– А про его маму? – горько прервала.
– Нет, не знал. Не думал… Наташ, прости. Тебе сейчас больно из-за моего вмешательства.
– Нет, Тём, мне больно от того, что твой брат лгун и предатель. Ненавижу его…