Бывшие, или У любви другие планы

Я вижу сомнения брата, как он хмурится, собираясь отказать, но видимо что-то в моём лице вынуждает Леонарда неохотно согласиться.

Обратный путь я не помню и прихожу в себя уже в комнате. Не той, которую снимали мы с Дереком на последние сбережения.

Это настоящие апартаменты, удобные и богато обставленные.

Боли всё ещё нет. Внутри всё замерзло, а в душе пустота.

Не знаю, сколько я так сижу, уставившись в одну точку, когда вновь появляется Лео, он держит меня за руки и что-то говорит. Но я не сразу понимаю, что брат от меня хочет.

— Скажи, куда он направился? Куда Корвил собирался идти?

— Что? — прошептала в ответ, принимая из его рук стакан с водой.

Пить не хочется. Мне и так холодно — до дрожи и озноба по телу.

— Он ушёл из «Красного солнца», мои люди не успели. И как только смог? Я ведь сразу послал… Где он, Селина? Его ищут. Скажи. Ты должна. После того, что он сделал с тобой. Ты должна.

Должна? Кому? Что? Будто месть сможет убрать этот холод, сковавший сердце и уничтоживший чувства.

Покачала головой, а сама ощутила солёную влагу на своих щеках и губах. Слёзы. Они ручьем потекли из глаз, оставляя после себя изогнутые дорожки.

— Увези меня отсюда.

Лео дрогнул, не сводя с меня тяжелого взгляда. Впервые я вижу в нём проблеск эмоций: жалость и боль. Промелькнуло и пропало.

Снова маска.

У нас у всех маски. Всюду ложь. И боль.

— Хорошо. Но сначала надо отправиться в храм и признать брак недействительным.

Кивнула и закусила губу, пытаясь вызвать у себя хоть какие-то эмоции. Но ничего нет. Только холод и застывшее в муках сердце. Я чувствую солёную горечь во рту от крови и только.

Оставшийся день прошёл как в тумане. Храм, где я собственноручно сожгла ленту, которая только утром соединила наши запястья, портал, долгая дорога домой и комната, потолок которой вдруг завертелся перед глазами, стоило войти в холл.

А ночью пришла горячка.

События следующего месяца я узнала уже из рассказов других: Конни, няни, матушки и медицинских сестёр. Для меня эти дни просто исчезли из жизни.

Высокая температура, жар и бред. Говорят, я разговаривала, металась, плакала и звала кого-то. Проклинала и любила.

— Простуда, — решили доктора, вызванные из столицы.

Но шли дни, а мне становилось только хуже. В сознание я так и не приходила, отказывалась есть и жить.

— Проклята, — сообщил искрящий, которого на пятые стуки привёз Лео.

Как раз после того, как брат чудом успел снять меня с парапета, на котором я стояла в одной сорочке, разведя руки в стороны и делая шаг, чтобы упасть камнем вниз.

Несмотря на все усилия, проклятье не снималось и с каждым днём становилось всё сильнее, крепче въедалось в кожу, не желая отпускать жертву, угодившую в силки собственной глупости.

Тогда меня и отправили в Академию, к самым сильным искрящим. Надежд почти не осталось.

Говорят, меня осматривал сам ректор. Одного взгляда на моё иссушенное, измученное тело хватило, чтобы вынести вердикт.

— Она убивает себя. Сама себя прокляла. Поэтому и излечить не получается. Не даёт. Сильная.

— И что теперь делать? — Лео почти рычал от бессилия.

Говорят, он тоже сильно исхудал за эти дни, словно винил себя в произошедшем.

— Перегореть. Сгореть и выжить. А мы проследим, чтобы очнулась. Она сильная и выстоит. Сильнее, чем принято считать.

Когда я говорила, что любовь Дерека — огонь, который выжег меня изнутри, я не лгала. Так и было.

Пришла в себя через две недели, находясь в отдельной палате госпиталя при Академии. Уставшая, разбитая, но живая.

Именно страх перед повторением, заставил родителей позволить мне отучиться еще год, потом еще, потом помог Эйдан.

К началу второго курса я уже пришла в себя и могла улыбаться.

Над пеплом сгоревшей души билось новое сердце, я научилась жить дальше. Без Дерека Корвила.

А теперь всё заново…

Я снова чувствовала знакомую тупую боль в груди. Снова полыхала огнём душа.

— Не надо. Не хочу. Не могу…

А сама готова была рыдать в голос.

Как же так? Ведь всё прошло. Я выжгла чувства из своего сердца! Выжгла, уничтожила, переродилась. Но тогда почему опять так больно? Почему от слёз я едва дышу?

— Селина? — я почти не слышала этот смутно знакомый голос, но почувствовала прикосновения, осторожные и нежные. — Селина? О, Великие! Девочка, да что с тобой? Тебе плохо?

Повернув голову и позволяя себя поднять, я смотрела в полные сочувствия голубые глаза.

— На тебе лица нет. Что случилось? Позвать Дерека?

— Н-нет.

«Только не его!»

Леди Энния всё понимает. Не знаю как, но понимает. Зрачки расширяются, и она неожиданно кивает.

— Эльза, помоги мне отвести герцогиню в мои покои.

— Да, миледи, — раздаётся рядом голос моей новой горничной.

— Принеси молока с мёдом и ни слова герцогу. Ты поняла меня?

— Да.

Вдвоём они провели меня в покои леди Эннии и помогли сесть в кресло. Только там я дала выход боли и позволила себе расплакаться.

Истерика погасла, так и не успев начаться.