Бывшие. После измены (СИ)

— Другие, наверно, просто занимали твою память, — выдохнув зло, прошипела я, стараясь оторвать от себя руку мужа, но добилась лишь того, что Матвей стянул пальто, бросил его нам под ноги и поднял меня на руки. Он крутанулся со мной вместе к барной стойке, усадил на неё. Встал между моих, насильно раздвинутых, ног. Ещё и впился пальцами в мои бёдра так, что я не могла оттолкнуть его от себя.

— Ничего подобного. Там место всегда занято было тобой, — Матвей скользнул пальцами выше, приподнимая подол моего платья и оголяя все больше нежной, чувствительной к его касаниям, кожи. — Твоими криками, стонами… Боже, твоим запахом во время…

Матвей резко убрал ладони с моих бёдер и положил их на талию, дёрнул на себя, чтобы я оказалась сидеть на самом краю, при этом упираясь в него. Пальцы прошлись по позвоночную, рисуя узоры.

— И это пока ты такая колючая… — Матвей поднял на меня взгляд. Тёмный, горячий. — Потому что тоже скучала… А как только перестанешь кусаться, мы снова будем вместе, заберём нашего малыша, уедем домой и будем вместе…

Я сглотнула тугой комок. И прошептала, глядя в пустоту перед собой, словно боялась посмотреть в глаза мужу:

— Матвей, нет никакого малыша. Нет и никогда не было.

Ладони Матвея сжались на моей талии, принося одну лишь только боль.

Глава 7

— Нет ребёнка, Матвей, — повторила я и дотронулась до плеча мужа. Он как будто застыл во времени. Смотрел на меня, не моргал, просто не реагировал.

Я занервничала под этим взглядом. Я запаниковала от того, что Матвей не проявлял никаких эмоций, поэтому повторила:

— Матвей, не было ребёнка…

Последние слова что-то включили у Матвея в голове, и он сначала моргнул, тряхнул головой, а потом посмотрел мне в глаза.

— Уль, как нет ребёнка? — вот теперь его голос был настоящим. Нормальным. А не как сегодняшний весь вечер, холодным и жёстким.

— Матвей… твоя мать просто не знала, что его нет… — я боялась произнести то, что потеряла ребёнка. В голове я несколько раз проворачивала эту фразу, а на слух не могла воспринимать.

— Ты глупости говоришь, Уль… она же не могла врать сестре? — Матвей отошёл от меня, его руки скользнули по моей спине и оставили в одиночестве.

— Она не врала, — я натянула подол платья на колени и сползла с барной стойки. Сразу стала ниже Матвея и посмотрела ему в глаза.

— Тогда… Ульян… — Матвей туго сглотнул и его кадык дёрнулся. — Ульян… ты же не хочешь сказать…

Ну же, скажи, что ты изначально подумал обо мне. Скажи.

Но Матвей молчал, только сжимал губы.

Время замерло в серебре, застыло, наверно, в амальгаме. Я не слышала бега часов или хоть какого-то другого его проявления. Матвей тоже.

В его глазах растекалось непонятное: граница отчаяния и растерянности. Словно вести о ребёнке надломили его стальной характер, притупили острые углы темперамента.

— Уль… — тихо позвал Матвей. — Ты избавилась от нашего ребёнка?

Слёзы потекли по щекам. Я не думала, что на обычную фразу у меня будет такая реакция. Настолько острая, словно внутри все саднило от порезов.

Я молчала. Не знала, как объяснить, и поэтому Матвей продолжил предполагать, а точнее, обвинять.

— Уль, ты правда это сделала? — он не прикасался ко мне, как будто я резко стала прокаженной. Как будто в один момент вся моя желанность для мужа растворилась.

Я мотала головой.

Как ему объяснить, что у меня никогда не поднялась рука такое совершить. Как рассказать, что для меня это было большим ударом, что в ту проклятую ночь мой мир остановился и разлетелся осколками кривого зеркала. Как?

— Как ты могла, Ульян? — Матвей отшатнулся от меня. Сделал шаг назад, налетел на все то же кресло, куда сбросил пиджак. Оступился.

И меня прорвало.

— Что я могла, Матвей? — холодно произнесла я. — Уйти от тебя после того, как ты ноги об меня вытер?

Сердце громыхало, и из-за этого собственные слова я слышала как через вату.

— Или, может, могла набраться смелости и не быть приживалкой у тебя, зная, что имеешь ты других баб?

Я сделала шаг к Матвею. Просто чтобы понять, что это все реальность, что я впервые за два года высказывала все ему в лицо.

— Или, может быть, могла потерять ребёнка? А? — указательным пальцем я ткнула в грудь Матвею и зачем-то продолжила: — Потерять единственное светлое, что было в моей жизни? То, что позволяло мне не свихнуться от боли, оттого что ты меня предал? А знаешь, как это было?

Матвей поднял на меня взгляд, полный боли, словно я била, не зная границ, подло, жестоко. Но меня так несло. Я так хотела выплеснуть все на мужа, что даже зажми он мне рот, я бы продолжила говорить, кусая его за ладонь.

— Это было примерно так… на том сроке, когда я поняла, что что-то не так… Когда я почувствовала, что малыш не шевелился, хотя мне говорили, что на таких неделях ничего ещё не чувствуют, но я чувствовала. Называй это предчувствием, материнскими инстинктом… но я чувствовала. Так вот… мне не делили вакуумный аборт. Возможно было только малое кесарево сечение…