Бывший 2. Роди мне сына (СИ)

Примчавшись, быстро сажусь на грим с прической, болтаю с Ирой о своем походе к врачу и сразу бегу в павильон. В заполненном массовкой зрительном зале раздаются громкие аплодисменты.

— Прошу прощения за опоздание, — произношу, накидывая просторный пиджак на плечи.

Ассистентка терпеливо ожидает, пока я сменю туфли, затем бережно поправляет мои волосы.

— Мы сняли общие планы, Вер, — предупреждает Марсель. — Всё получилось.

— Молодцы, — хвалю.

Съемки проходят практически без серьезных конфликтов, если не считать сюжет о матери-одиночке, вынужденной воспитывать троих детей в квартире, из-под потолка которой хлещет вода. Мои девчонки постарались, поэтому в студии присутствуют все — и та самая женщина, и соседи, и представители коммунальной службы.

Героиня не выдерживает — переходит на личности, плачет. Я, чувствуя какую-то женскую солидарность, тоже позволяю себе несколько грубых фраз в адрес уполномоченных лиц.

После съемки взвинчены все. Массовку распускают по домам.

— Я вас засужу, — орет коммунальщик, брызгая слюной.

— Это не ко мне, — отвечаю любезно. — Юридический отдел на третьем этаже. Но рекомендую сначала подготовить и отправить официальную претензию.

Усаживаюсь в кресле поудобнее и снова меняю туфли на уютные тапочки. Всем видом даю понять, что разговор окончен.

— Ну не могу я сейчас капремонт им сделать, понимаете? — кричит мужик.

Извлекает из кармана несуразного пиджака сложенный вдвое платок и вытирает залысину. Перенервничал, бедняга.

— Почему не можете?

— По плану капитальный ремонт у них в доме назначен только на следующий год.

— Ах по плану, — язвлю.

— Да... по плану, — прикрикивает он. — Вот вы девушка, кроме того, чтобы глупостями здесь заниматься, что-нибудь полезное сделали?

— Хотелось бы надеяться.

— А мы каждый день делаем!

— Ну вы нимб-то снимите, — тоже повышаю голос. — Это ваша работа и каждый житель города ежемесячно за неё платит. А героине, — киваю на женщину. — Зная о её проблеме с осени, вы могли заранее хотя бы скинуть снег с крыши. Ведь могли бы?..

Мужик только воздух ртом глотает.

— Ну вот видите, — снова ныряю в бумаги.

— Да пошла ты, — орет коммунальщик, грохотом вышагивая в сторону выхода. — Сикилявка меня учить работать будет.

В зале создается неловкая тишина. А я в который раз ловлю себя на мысли, что безнадежно от всего устала. И пожалуй, впервые в жизни согласна с Макрисом — декретный отпуск мне бы не помешал.

— Да сколько можно? — нервничаю.

— Вер, человек явно болен, — произносит Марсель, подходя ко мне с полупрозрачным стаканом. — Выпей воды, успокойся…

— Спасибо, — вздыхаю тяжело и делаю пару жадных глотков.

Присутствующие быстро забывают инцидент и в павильоне снова создается привычный шум толпы.

— Адриан Константинович, здравствуйте, — слышу с другого конца площадки.

— Начальство пожаловало, — бурчит Марсель, глядя за моё плечо.

Кивнув мне, он разворачивается и уходит.

Я же делаю усилие, чтобы не обернуться.

Не поднимая головы, пытаюсь вникнуть в смысл следующего сюжета, для которого необходимо записать подводку. Попутно разминаю затекшие стопы. День такой сумасшедший, что просто мечтаю поскорее оказаться дома.

— Привет, — слышу над головой знакомый акцент.

— Привет.

Вмиг жарко становится.

Краем глаза замечаю, как Адриан останавливается у стола и как ни в чем не бывало по-хозяйски перебирает стопку с бумагами. И не скажешь ничего. Реально ведь начальство.

— Как… вы? — он интересуется тихо.

— Если ты про приём у врача, то всё хорошо, — отчитываюсь.

— И про него тоже, Вера, — подтверждает Адриан.

— Всё в норме. Опасность вроде миновала, — довольно произношу, наконец-то поднимая глаза.

Смотрим друг на друга. Он выглядит очень бодрым. Лицо светится, волосы аккуратно уложены, черный костюм безупречно отглажен, как и кипельно белая рубашка под ним. Я по сравнению с Макрисом выгляжу так, будто меня забыли отнести в химчистку.

— Я рад, что опасность миновала, — искренне признаётся.

— Адриан Константинович, — окликает руководителя Ирина.

— Да, — он резко отвечает.

— Уговорите Веру, пожалуйста. Мы предлагаем ей сделать гендер-пати перед пятничным выпуском. Это когда…

— Я знаю, что это, — отвечает Адриан, разворачиваясь.

Проезжается по мне взглядом, словно бульдозером, останавливается на животе.

— А что, уже известен пол? — спрашивает озадаченно.

Меняется в лице.

У меня сердце стучит бешено.

Только он мог задать настолько личный вопрос при моей съемочной группе. Теперь все будут с утра до ночи обсуждать, что мы скоро станем родителями, при этом совершенно не общаемся.

— Результат здесь. Я не вскрывала, — Зажав между пальцами конверт, поднимаю руку.

— Вот как?

Адриан забирает его у меня, случайно касаясь. Потом вертит в ладони, о чем-то размышляя.

Снова смотрит на меня.

Физически между нами не больше двух метров. Всего два. Подойди, протяни руку, поговори. Вот только внутри чувствую километры из предательств, обид и невысказанных слов. Так сразу и не доберешься…

И ребенок…

Наш малыш, пол которого написан в маленьком квадрате, сжатом в его руке.

Пропадаю во внимательном взгляде Адриана, пока редактор продолжает: