Бывший 2. Роди мне сына (СИ)

Открыв веки, издаю животной, наполненный болью стон, потому что Адриан, накрепко сцепив зубы, несет меня на первый этаж. При этом шумно дышит.

— Нельзя ведь тяжести, — слышится обеспокоенный голос Наталии.

Вспоминаю про всё, что случилось за этот вечер. На секунду прижимаюсь к теплой шее с запахом процедурного кабинета из детства.

— Отпусти, — прошу его. — И правда, тебе нельзя. Рука.

Андрей с неохотой отпускает меня на пол и осматривает сверху.

— Поехали домой, Вера, — произносит хрипло, извлекая из кармана брюк торчащую туфлю, которую я оставила там, у ресторана.

То, что он носил её все это время: пока был в больнице и пока его допрашивали в полиции, вдруг умиляет меня до одинокого протяжного всхлипа.

— Д-да… — отвечаю слабо. — П-поедем… домой.

Многократно киваю, едва сдерживая слезы и осматриваю его правое плечо с ровно разрезанным сверху рукавом, заляпанным грязью и кровью. Выглядит жутко.

Размещаемся на заднем сидении такси, и я наконец-то выдыхаю с облегчением.

— Как Феликс оказался здесь, в Афинах? — спрашиваю, не сводя глаз с хмурого профиля мужа.

— Так же как и мы. Приехал из Солоник.

— Ты его опасался все это время?

Андрей неопределенно кивает.

— Мне показалось… Умаров не совсем здоров, — задумчиво произношу.

— Так и есть. Его отец в прошлом году рассказывал мне о склонности Феликса к азартным играм и экстремальным видам спорта. Словно не хватало адреналина, маниакально пытался его компенсировать. С годами эта особенность приобрела хронический характер, все больше проявлялась жестокость, даже кровожадность. В тот день, когда вы отправились кататься на снегоходе по озеру, Феликс прекрасно знал, что лед для таких забав не предназначен. Умаров старший принес мне свои извинения и поделился тем, как по факту обстоят дела.

— У них ведь были непростые отношения? — вспоминаю нашу поездку к Умаровым.

— Более чем. Камиль хотел лишить его наследства, но не успел…

— Так…

Меня вдруг озаряет мысль, от которой сердце начинает биться сильнее, а в груди давит.

Адриан утвердительно кивает и покровительски накрывает мои ладони.

— Перед самым нашим отъездом в Грецию Прохоров признался: место проведения сделки он знал ещё до того, как ему позвонил твой оператор, Вера. Правда, попросил это не афишировать.

— Боже, — закрыв рот рукой, отворачиваюсь к окну.

Я, конечно, буду до конца жизни корить себя за слова, сказанные на эмоциях Шурику, но облегчение, которое я испытываю сейчас, пожалуй, ни с чем не сравнится. Оно хоть чуть-чуть позволяет мне снять с себя противное чувство вины и отряхнуться.

Автомобиль сворачивает к дому, и я вглядываюсь в темные окна, ощущая неведомую щекотку в сердце. Будто это и правда — мой дом…

— Ты окончательно отказался от прииска в пользу Прохорова? — спрашиваю, когда мы выходим из такси и направляемся к воротам.

— Да.

С легкостью удерживает калитку и пропускает меня. С сожалением качаю головой и обнимаю его здоровую руку.

— Но ведь это была твоя мечта, Андрей? — спрашиваю непонимающе.

— Будет новая.

Изумленно смотрю, как он открывает дверь в дом и включает свет в прихожей. Щурюсь от его яркости, скидывая обувь.

— Новая мечта?

— Ага, — весело отвечает Макрис.

— Но…

Сцепив наши ладони, он тянет меня наверх, при этом не забывая философствовать:

— Жизнь будет счастливой только тогда, когда ты управляешь мечтами, а не мечты — тобой.

Пока мы поднимаемся в спальню, я разглядываю широкие плечи своего мужа и миллиметр за миллиметром перемалываю сказанную им истину.

Была ли я счастливой, когда жила одной целью — стоять в так называемом «ТОПе»? Принесло ли это мне радость?

Нет, конечно.

И правда, ведь гораздо приятнее управлять мечтами. Сегодня я хочу быть хорошей женой, завтра — заботливой матерью, а, возможно, через несколько лет снова захочу свой законный «прайм-тайм»?

Наверняка захочу!

И какая же глупая фраза о том, что, если не получается, надо лечь в направлении мечты. Ведь если не выходит — значит, и не надо! У судьбы есть что-то другое. Совсем рядом. И вместо того, чтобы валяться камнем, просто оглянись.

— Давай обработаем твои колени, — говорит он, зажигая свет в ванной комнате.

— Андрей, — взвизгиваю, когда подхватывает меня и усаживает на тумбу рядом с мойкой.

Включает воду. Дверь шкафчика на стене хлопает, а Андрей возвращается ко мне с перекисью и салфеткой.

Молча наблюдаю, как он сбрасывает на пол грязную рубашку и кидает недовольный взгляд на повязку на руке.

— Ай, больно, — вздрагиваю от слабого пощипывания и склоняю голову.

Замечаю на скулах своего мужа с десяток тонких, как иголки, царапин.

— Что с твоим лицом? — спрашиваю, протягивая руку и нежно разбирая по сторонам пряди жестких волос.

— А… — Адриан наклоняется вбок, чтобы увидеть свое отражение в зеркале. — Ветки. Торопился… Торопился к тебе, Вера.

Мои плечи снова трясутся от рыданий. Страх выходит из меня дозированно. По капле.

Когда Андрей заканчивает с обработкой и поднимается, выхватываю у него салфетку и как следует смачиваю другой край перекисью. Протягиваю руку и медленными движениями стираю засохшую кровь с любимого лица.