Бывший Булка и его дочь

– Хочешь, я тебя дальше провожу?

Был уже настоящий вечер, в морозном тумане ярко горели фонари.

– Ну так чего, проводить?

Лида как можно равнодушнее пожала плечами. Но её выдавал нос – он сопел. Просто даже дудел, словно дружинный горн.

– Тебя чего, не провожали раньше, да?

– Глупый вопрос.

– А это не вопрос, это предложение.

Лида не нашлась что ответить. Она подняла на него глаза, прищуренные как бы от презрения. И не выдержала, улыбнулась.

Он стоял перед ней в распахнутом пальто, в шапке, сдвинутой на затылок, и, конечно, строил из себя, улыбался победоносно… Это Лиде не нравилось. Но не нравилось как-то не по-настоящему. Потому что и он строил из себя не по-настоящему.

А по-настоящему было то, от чего у Лиды сильно стучало сердце и – чтоб тебе пусто было! – сопел нос.

Ни слова больше не говоря, они вошли в метро.

– Эй! На пять копеек…

Лида зачем-то надела варежку… И всё равно почувствовала, как его пальцы дотронулись до её спрятанных пальцев…

Она не была какая-нибудь дурочка и сто раз здоровалась с мальчишками, шлёпая ладонь об ладонь (была у них в классе такая манера), и толкалась с ними, если они лезли без очереди. И один раз в кино её минут пять держали за руку. Но дело в том, что это всё была сущая ерунда по сравнению… по сравнению…

– Ну вы что, проходите, молодёжь? – Какой-то дядька свободно отодвинул Лиду и прошёл через турникет.

На варежке у Лиды лежали пять копеек. Совершенно новенькие, как луна.

Лида сунула пятак в щёлку, увидела надпись "Идите" и пошла. И чуть не плакала – так жаль ей было этой медной монетки.

Нет, не то я говорю!

Она не плакала, конечно. Ну как заплачешь среди целой реки народа. Она лишь подумала – в самой глубине души, – что могла бы заплакать из-за этого пятака.

Ни на эскалаторе, ни на платформе они не сказали друг другу ни слова. Лида вообще даже почти его не видела. Но конечно, знала, что он здесь. И чувствовала – смотрит на неё, куда-то примерно на левый висок и щёку.

Они вошли в поезд, началось движение, толкучка, двери зашипели, Лиду качнуло. Тут же она поняла, что её рукав касается его рукава.

Внутри у неё что-то напряглось. Она не слышала ни грохота, ни тесноты, ни слишком долгого молчания.

Наконец из темноты выбежала их станция. Это случилось и как бы через мгновение и как бы через год. Надо было выходить. Лида тихонько отстранилась и пошла вперёд.

***

А на улице их снова схватил мороз. И будто бы от мороза этого, как по сигналу, он начал острить и хохмить, говорить про каких-то её, кстати не очень существующих, ребят. Причём употреблял глупое и взрослое слово "поклонники". Лиде бы обидеться – она не обижалась. Она с огромным удивлением думала, как непонятливы бывают иной раз мальчишки. Даже такие, как он.

Неизвестно, что он думал о Лидином молчании. Наверно, что-нибудь совсем не то. В общем, с её "поклонников" он переехал на своих девчонок – "герлов". Вытащил американскую жвачку и стал рассказывать, что это ему подарила одна фигуристка в знак любви и верности.

– Хочешь пожевать?

Лида отвернулась.

– Да ладно тебе, – сказал он снисходительно. – Во, смотри!

И бросил жвачку, вещь, как известно, довольно ценную, в снег, в коричневый сугроб. Он-то просто выпендражничал, а Лида вдруг поняла: значит, на самом деле есть фигуристка. Ведь ни с того ни с сего свою собственную вещь выкидывать не станешь, правда?.. Сердце её упало.

– Лид, ну ты что?

Ничего! – она пожала плечами. – А ты что подумал?

– Я что подумал? – Он улыбнулся. – Я подумал, что ты расстроилась… Вот что подумал я. Правильно?

Лида буквально окаменела от этой наглой победоносности.

– Да катись ты… знаешь куда!..

Лида быстро пошла вперёд. Но шагов через пять он, конечно, догнал её, стал посреди тротуара:

– Хода нет.

И тут прямо какое-то вдохновение злости охватило её. Она глотнула воздуху:

– Молчать!

А дальше… Об этом долго писать, а происходит всё в долю секунды. Вы заводите свою правую ногу за ноги противника и одновременно толкаете его в грудь правой рукой. Можете не сомневаться: при хорошей тренировке противник будет на земле.

Этому всему её научил батянька. И они немало потренировались – само собой, без мамы, – шлёпая друг друга на диван. Сперва нужно гаркнуть, чтоб противник оцепенел, а потом сразу же приёмчик. Вернее, это делается одновременно… Правда, Лида по-настоящему его никогда не пробовала.

"А потом сразу беги, – говорил батянька. – Минута времени у тебя обязательно будет. А это метров сто пятьдесят верняком".

Она побежала совершенно не думая, автоматически. Уже и до дому было недалеко… Влетела в свой двор – знакомый, спокойный, с высокими старыми деревьями, на которых так любили усаживаться вороны.

Открыла дверь парадного и обернулась – на дальней, уличной стороне двора стоял он. Лида не двигалась, держа за ручку открытую дверь. И он не двигался, глядел на неё исподлобья, держа в руке шапку за одно ухо. Второе почти болталось по земле. Было уже темно, но он стоял под фонарём, и Лида видела его лицо, его высокую фигуру довольно-таки крепкого мальчишки, его расстёгнутое пальто и белый свитер.