Но она как будто не понимает намеков. Да это уже и не намёки.
Дверь хлопает за моей спиной. Оборачиваюсь в сторону парадного выхода — никого.
Лика недовольно фыркает.
— Кого ты видела?
— Какая-то девчонка. Смотрела на тебя недовольным взглядом. Фанатка твоя, — голос брезгливый. — Надо, пожалуй, держать тебя поближе, а то не замечу, как уведут.
Смеется, но последнюю фразу, я уже не слышал.
Вырываюсь. Грубо, неистово. Лика цепляется за меня, как за спасательный круг.
— Паш, ты чего? — на этот раз испуганно.
Рычу из-за её тупости. Наконец, освобождаюсь от захвата липких рук и, не оборачиваясь, бегу на выход.
Милла
Конечно, я не убегу. Куда мне бежать?
Стою, подпираю спиной машину Павла.
А об этой девушке, что висла на его шее, даже думать не хочу. Меня это не трогает. Фанатки толпами бегали за ним и раньше. И похуже вещи вытворяли. А она что? На шее повисела?! Ха.
С горечью смеюсь над всей этой ситуацией и бросаю тоскливый взгляд в сторону парадного входа этого странного клуба. Неожиданно передо мной вырастает Пашка. Я не заметила, как он подошёл.
— Милл, давай поговорим, — лицо угрюмое, взгляд направлен себе под ноги.
— Давай поговорим, — отлепляюсь от машины, встаю напротив него.
— Эта Лика…
— О нет, нет, нет, об этом я говорить не хочу, — беглый взгляд вперёд, за Пашкину спину. Эта фанатка, то есть Лика, вышла через парадный вход и смотрит в нашу сторону. — Давай дома поговорим, — подхожу вплотную, беру его за руку. Не знаю, чем в этот момент руководствуюсь. Просто хочу уехать подальше: от этого места, от Лики (она сделала неуверенный шаг в нашем направлении), от этой глупой ситуации.
— Да, конечно, поехали, — Паша ведёт меня к машине, помогает сесть и через пару секунд возникает на соседнем кресле.
Поворачивает ключ, отъезжает. Его рука сжимает мою руку.
— Прости меня, Милк-Милк, — короткий взгляд на меня, а потом опять на дорогу. Его кадык дёргается. — Я напугал тебя…
Напугал ли он меня?
Да. Нет. Не знаю.
Я и раньше видела Пашку в гневе, но это было за натянутыми канатами, но никогда со мной. Он никогда не повышал на меня голос и уж тем более не стучал кулаками по столу. Но даже не это меня напугало. Я в глубочайшем ужасе от того, как быстро он отряхнулся от того безумия что творил в клетке. Там он был словно дикий зверь — обезумевший, жаждущий крови. А спустя тридцать минут — улыбается и просит нас наслаждаться шоу. Но тут же заводиться с пол-оборота при малейшей попытке поговорить с ним о боксе. Я не понимаю… и не узнаю его.
В салоне авто висит тяжёлая тишина.
— Я не из-за этого ушла, — наконец подаю голос.
— Хорошо, — поворачивается, смотрит изучающим взглядом. Пока светофор сияет красным светом, — что тогда? Тебе было не комфортно? Может, скучно?
Мой красноречивый взгляд говорит больше, чем слова.
Он что, серьезно? Скучно?
— Ладно, прости, — нервный смешок, — я сегодня в ударе нести всякий бред.
Зелёный сигнал светофора. На счастье зелёный коридор, который позволяет достаточно быстро долететь до дома.
Уже в квартире прохожу в нашу спальню. Теперь комната Пашки стала нашей спальней.
— Поделись со мной. Что происходит? — устало присаживаюсь на кровать. — Я о чём-то не знаю?
— Например? — Паша стягивает свой
— Влад сказал…
— Что он там ещё натрепать успел? — перебивает меня.
— Он сказал, что с боксом что-то не клеится. Что? Почему ты ничего не рассказываешь?
— Не слушай его, — отмахивается парень.
— Да? А кого мне слушать тогда?
Вздыхает. Присаживается на край кровати.
— Послушай, Милк-Милк, я не завязал с боксом. Правда. Я всё ещё в игре. У меня бой через месяц. На нем я постараюсь вернуться в строй. Я обещаю.
Пока он говорит, внимательно разглядываю его лицо. Искренность, может, немного надежды и веры в то, что говорит. Я чувствую это, хочу чувствовать.
— Но бои… всегда будут моей альтернативой, запасным планом, — вся моя надежда сразу гаснет. — Не молчи, Милл. Скажи, что ты думаешь обо всём этом.
Паша чувствует, когда я закрываюсь. Потому что делаю это не впервые. Но я не хочу выводить наши отношения на уровень ругани и битья посуды. Когда-то мы были лучшими друзьями и понимали друг друга без слов. Теперь мы не друзья, мы больше, чем друзья, но при этом утратили всю способность слушать и слышать.
— Ты знаешь, что я думаю, — впервые решаюсь развязать конфликт, — Я против. Категорически, — говорю прямо, и знаю, что мои слова его ранят. Паша хочет что-то сказать, но я его останавливаю. — «Клетка» — это опасно. Там могут тебя сломать, может, даже убить, — моя рука на его груди. Мои губы дрожат, прежде чем говорю то, что должна была сделать давно. — Я против, Паш. Я никогда этого не приму.
Он отшатывается, как от пощечины. Скидывает мою руку, вскакивает с кровати, меряет шагами комнату.