Бывший лучший друг

— Нет, — смахиваю влагу с глаз. Отворачиваюсь к окну, проглатываю накатившую тоску.

— Да что с тобой? — взволнованно спрашивает Владик. — Неужели из-за платья?

Поворачиваюсь к нему, взглядом вылавливаю красный свет светофора.

— На дорогу смотри! — мой голос срывается на крик.

Всё происходит слишком быстро. Удар, боль, падение в бездну.

Пустота.

Темно.

И вдруг голос бывшего лучшего друга. Он просит меня остаться с ним. Цепляюсь за эту просьбу и за его голос.

Но потом вижу свет.

Он обволакивает, утягивает, затапливает.

И словно кино, вижу их…

Воспоминания…

Глава 28. Не уходи

Наши дни

Паша

Должно быть, я задремал. Холодные пальчики Миллы в моей руке трепещут и вздрагивают. Но будит меня не это…

Писк. Протяженный, громкий и какой-то отчаянный. Ошарашено распахиваю глаза, поднимаю голову с края кровати, на котором примостился. Смотрю вокруг, в одну секунду окончательно просыпаясь. Аппаратура возле кровати мигает красными лампочками, в палату вбегает медперсонал.

— Что происходит? — отпрыгиваю в сторону, пропуская врача к Милле.

— Покиньте палату, — орёт доктор. Отдает распоряжения направо и налево, но я, находясь в каком-то туманном состоянии, не могу разобрать ни слова. В руке медбрата появляется шприц, который незамедлительно вонзается в бледную, почти прозрачную кожу моей хрупкой девочки. Врач укладывает руки ей на грудь, но я не понимаю, зачем. Надавливает… надавливает. Делает массаж сердца…

Дверь за спиной отворяется, на моё плечо падает рука, она же утягивает меня в коридор.

Вырываюсь, что-то бессвязно кричу.

— Успокойся, — пытается привести меня в чувство Влад. — Ты только мешаешь…

— Что происходит? Что, бл*дь, происходит? — отпихиваю бывшего друга.

— Остановка сердца, — голос Влада срывается. А я уже дёргаю ручку двери палаты. Я хочу к ней…

— Стой, — снова рывок назад. — Дай им сделать свое дело. Ты ничем не поможешь.

Влад всхлипывает, но хватка его не ослабевает. Его руки словно капкан, но я больше не вырываюсь. Обмяк, обездвижен.

— Милла, — шепчу онемевшими губами, — не уходи…

Милла

Яркие краски воспоминаний меркнут, оставляя лишь ослепляющий белый свет в бесконечном пустом пространстве. Я бреду по этому пространству…

Время будто закончилось, секунды отсчитывают последние шаги, а дальше… Что дальше?

— Что дальше? — оглушаю зыбкую тишину своим вопросом.

— Ну чего ты так разоралась?!

Испуг. Отпрыгиваю в сторону. Такой родной и такой давно забытый голос одновременно и пугает и внушает чувство покоя.

Передо мной бабушка Валя. Она именно такая, какой я её запомнила. Будто ни грамма не изменилась. Суровый взгляд карих глаз пронизывает насквозь.

— Ну что, Милка, не послушала старуху?

— Я… — спотыкаюсь на полуслове. Она права, я всё сделала неправильно.

— Не оправдывайся, — обрывает она меня. — Что сделано — то сделано.

— Значит, это всё? — всхлипываю. — Я умерла?

Я не ощущаю слёз на своих щеках. Да и тело будто прозрачное, и мне больше не принадлежит.

— А ты разве не чувствуешь себя мёртвой?

— Нет, — тут же выпаливаю. Будто от моего ответа зависит вся жизнь. — У меня есть сын. Я должна жить ради него!

— Это не только твой сын, — гневно поправляет бабушка Валя, — он сын Павла. Но ты скрыла это!

— Я знаю, но…

— Не надо, — останавливает, — оправдываться ты будешь не передо мной.

— А перед кем? — мой голос словно охрип от страха. На ум приходят мысли о Боге, о страшном суде. А что, если есть и рай, и ад? И куда я попаду?

— Перед Павлом, конечно, — останавливает поток моих мыслей старуха. — Он ждёт тебя, — добавляет уже мягче.

— Значит, я буду жить? — мой голос скатывается на писк.

— Будешь, — твердо отвечает бабка Валя, — но теперь ты всё сделаешь правильно.

— Как правильно? Мне нельзя быть с Пашкой?

— Милла, девочка моя, ты находишься на грани жизни и смерти. Ты почти умерла, потому что пошла по пути наибольшего сопротивления. Теперь уже всё, больше не придется страдать. Круг замкнулся. И ты, и Пашка слишком много всего пережили и должны быть счастливы. Вместе!

— Вместе, — в неверии повторяю онемевшими губами. — Мы можем быть вместе?

Бабушка Валя беззвучно кивает.

— Тогда почему? Скажите, почему? Зачем вы разлучили нас? — с обидой бросаю ей, всхлипывая. Я не понимаю… я ничего не понимаю…

— Ты обвиняешь меня? — она оглядывает меня грозным взглядом, под которым сразу сдуваюсь. Но этот взгляд вдруг становится добрым, утешающим. — Пашка должен был стать великим. Его судьба должна была сложиться иначе. Я это видела. — Бабушка Валя смотрит будто сквозь меня, словно вспоминая. — Но судьба свела его с тобой, а я проглядела… Опоздала, ведь вы ещё детьми стали слишком близки друг другу. Сейчас я понимаю, что величие не в победах или поражения, — она тоже всхлипывает. — Прости меня Милка. Его величие — это ты. Всегда была, есть и будешь. Его величие, быть отцом для своего сына и не только…

Она замолкает, а у меня от её слов бежит мороз по коже, но и эти слова предают столько сил, что хочется вдохнуть полной грудью. И я хочу это сделать — вдохнуть.

— Дыши, Милла! — в сознание врезается незнакомый голос. — Дыши!