Бывший сын

— В этом я тоже не сомневался. Будем оформлять унитаз?

— Да, пошли, а то мне еще сегодня в церковь надо заехать.

Каждые выходные Циск ездил на кладбище. Сев на маленькую скамейку, которую он сам смастерил, Циск рассказывал бабушке о том, что на этой неделе продал угловую ванную и один, со сколом, подвесной унитаз. Франциску не хотелось возвращаться домой, поэтому он долго и старательно пересказывал бабушке все последние новости:

— Все сейчас только и делают, что говорят о нашумевшей истории с девочкой, которую похитили ее приемные родители. Она жила здесь в детском доме, а летом, как и я, ездила в семью к германтам. Все это продолжалось около пяти лет, но в последний приезд, когда подошло время возвращаться в детский дом, она сказала, что не хочет никуда возвращаться, что здесь ее насилуют и постоянно издеваются. Понятное дело, семья решила не отпускать ее. Налицо похищение. Они спрятали девочку в монастыре. Детский дом послал запрос, и через двадцать дней полиция нашла девочку и специальным рейсом доставила обратно. Сюда. В рай. В детский дом. К чему ей жить в нормальной стране с любящими родителями, если можно кашу геркулесовую наворачивать за счет государства? Вот еще, мы будем нарушать демографическую ситуацию в стране! От нас и так все уезжают! Хоть девочку удержим — пока несовершеннолетняя. Ну вот. Девочку вернули, а германтов приговорили к тюремному заключению. Причем приговорили не только родителей, но и священника, который помогал укрывать девочку. Уже через месяц девочку отдали в нашу приемную семью. Кстати, незадолго до того, как удочерить девочку, новая семья сообщила, что не готова взять ее, мол, некуда, да и желания особого нет, но, видимо, вмешался кто-то влиятельный, и их заставили. Вот в такой семье она теперь живет!

Пересказав бабушке историю зловещего похищения и чудесного удочерения, Франциск возвращался к сантехнике. Внук рассказывал бабушке о преимуществах акрила над санфаянсом. Когда сторож делал последнее предупреждение, Франциск гладил памятник и уходил.

Чтобы приходить домой как можно позже, Франциск выбирал самый длинный из возможных маршрутов. Автобус. Метро. Пересадка. Линия, другая. Каждое воскресенье после кладбища Франциск заезжал в большой супермаркет, чтобы купить продукты на неделю вперед. Циск мог часами разглядывать товары, которых не было в его детстве. Рассматривая сыр, Франциск вспоминал, что в стране его детства, в той самой стране, которая входила в состав огромного государства, в сыре были синие резиновые циферки, и поиски и выковыривание этих самых цифр доставляло гораздо больше удовольствия, чем употребление оного. Франциск вспоминал, что в его детстве консервы стояли точно так же, пирамидами, но хлеб, конечно, никто не заворачивал в пластик, потому в те времена он еще бывал свежим. Зато теперь были йогурты и соки, не такие, как у германтов, но все же. Франциск вспоминал, как когда-то вместе с мамой ездил на футбольный стадион, вокруг которого располагался вещевой рынок. Долгие годы жители столицы одевались преимущественно здесь, но Франциска совсем не интересовала одежда. Он тащил маму к тому месту, где женщина с красным от мороза лицом продавала пирожки с картошкой, жаренные во фритюре. За этими пирожками люди съезжались со всех концов города, и, стоя перед прилавком, Франциск не мог поверить, что вспомнил тот прекрасный, еще до комы забытый вкус…

Следующую неделю, как и любую другую, Франциск проводил на строительном рынке.

— Все его хают, а лично я все равно буду за него голосовать! — начинал коллега Франциска.

— Может потрудишься объяснить, почему?

— А нипочему! Потому что другой альтернативы нет!

— Ты правда полагаешь, что в десятимиллионной стране невозможно найти никого, кто управлял бы страной лучше?

— Ну не находится ведь!

— Это вопрос порядочности и жажды власти, а не управления.

— Я считаю, что он хороший управленец.

— Даже если допустить, что ты прав, — всему есть свой срок! Даже самые лучшие футболисты заканчивают карьеру. Можно играть на высоком уровне десять, максимум пятнадцать лет, но после этого все, точка. Даже самых выдающихся капитанов рано или поздно сажают на лавку. Нельзя жить былыми заслугами!

— Мы говорим про политику, а не про спорт, Франциск! Но даже если пользоваться спортивной терминологией, — ты ведь сам знаешь: «спорт номер один» у нас не футбол. «Спорт номер один» у нас хоккей, а в хоккее карьера бывает и по двадцать лет! К тому же, ты забываешь о том, что после завершения карьеры многие спортсмены переходят на тренерскую работу.

— История показывает, что очень маленький процент великих спортсменов становится великими тренерами.

— История никогда никого ничему не учит! Ни в спорте, ни тем более в политике! А тренировать можно и до восьмидесяти.

— Если команда не дает результат, тренера снимают. Столько лет никто не ждет!