Бывший

Шел уже третий год с той трагической разлуки, рана от которой болела в его душе с прежней силой. Сколько раз он уже пытался заглушить в себе чувства любви и боли, внушая себе, что она обычная и ничем не отличающаяся от других девчонка. К тому же разбалованная деньгами и от безделья уже наверняка завела себе другого любовника. Материл и проклинал ее каждый раз, когда друзья говорили ему, что видели ее с кем-то в ее машине, и, отнюдь, не с мужем. В глубине души понимая, что это еще ничего не значит, он накручивал себе такое, что она была самой последней шлюхой, недостойной даже его взгляда, не то что любви. Всеми способами пытался отогнать от себя все чувства, но как только заканчивалась накрученная самому себе злость на нее, они возвращались. Вспомнил, как переживал первый, после разлуки, день ее рождения. Он специально назначил на этот день одну из самых сложных съемок, чтобы все мысли были заняты другим. Но как назло все самые сложные и опасные съемки получались так быстро и легко, что съемочный день закончился намного раньше задуманного. И те несколько часов, которые нужны были его помощникам для перегонки отснятого материала в компьютер, чтобы он снова сел за работу, дались ему очень тяжело. В конце концов тогда он не выдержал и решил сдаться.

Отыскав те самые пять тысяч «баксов», которые забыл куда засунул, он положил сверток в пакет с тем самым подарком, который когда-то купил ей, но подарить так и не успел. Проехав за час по всем местам, где она могла быть, он нашел ее машину возле одного из домов, где жила ее подруга. Перед тем как сесть отмечать, она обычно объезжала их, потому что на вечер не приглашала. И ожидая ее, Виталий усиленно подбирал слова, которые ей скажет, что тоже было очень не легко. Два или три раза уже решался уехать и не пытаться просить прощения, но, позвонив и услышав одни и те же слова оператора «идет захват с кассет, надолго еще», оставался и вновь пытался собрать сбившиеся мысли. А когда увидел идущую к своей машине Ириску и вышел ей навстречу, по спине пробежал такой холодок, какого он не испытывал, даже когда в начале 90-х его несколько раз пытались убить. Он настолько боялся ее отказа, что как только подошел к ней и попытался заглянуть в глаза, сразу забыл все приготовленные слова и замер в оцепенении. Она стояла, отведя взгляд, но так ничего и не услышав от него, стала обходить.

— Подожди, — сказал Виталий, вновь преградив ей дорогу. Но так как в голове была полная каша и даже язык не слушался, не нашел ничего умнее, чем сказать, протянув пакет: — Возьми, это тебе.

— Не надо, — очень тихо ответила она и мягко отвела его руку в сторону. Но он так и не мог ничего больше сказать, и она решительно обошла его, и, сев в машину, уехала.

Виталий до сих пор проклинал себя за проявленную тогда слабость. Тупо простояв без движения еще минуту, он со злостью зашвырнул пакет с подарком в сторону мусорных контейнеров, совсем забыв, что туда же положил деньги. Все те самые купюры, которые, где-то в подсознании, хранил скорее всего именно для этого. Когда, уже отъехав и вспомнив про них, он пулей вернулся назад, пакета уже не было.

Сейчас, вспоминая это все, он тоже не был уверен, что сможет ей что-то сказать. Он собирался просто посмотреть на нее со стороны, чтобы опять не выглядеть идиотом. Хотелось просто ее увидеть. Но когда она подъехала к своей парадной уже на новой машине и пошла домой, нестерпимо захотелось посмотреть ей в глаза. Увидеть, осталось ли в них хоть какое-то чувство к нему, или он увидит в них уже чье-то другое отражение. Понимал, конечно, что глупо рассчитывать не то что на чувства, но даже на хорошее отношение к себе, после того, что было. Так же понимал и то, что если уже захотелось не только увидеть с расстояния, а уже и в глаза посмотреть, то захочется и сказать что-нибудь. И вполне может опять от волнения сморозить глупость. Но поделать с собой ничего не мог и стал ждать ее выхода.

* * *