Бывших мам не бывает

– А как на счет толстого полисмена, который умер от сердечного приступа со свистком во рту, когда гнался за хулиганами? – спросила я, видя, как Тео оживился.

– А может, я была жирафом в зоопарке и смотрела на посетителей с прищуром: “Кто эти муравьи?”, – улыбалась я, пытаясь вытянуть шею.

– Ой, а что такое жи-раф? – спросил Тео.

– Сейчас, я попытаюсь тебе описать, – задумалась я, хватая уголек и отряхивая юбку. Я подошла к мольберту и стала пытаться нарисовать жирафа. Любопытный Тео подлетел поближе. А я рассказывала про жирафов все, что знаю. К своему стыду я относилась к тем людям, которые про соседей знают больше, чем про жирафа.

Я очнулась в тот момент, когда держала в руках кисточку. Причем, не в правой, а почему-то в левой руке. И, я хочу вам сказать, я никогда не догадывалась о талантах левой руки! Обычно я все делала правой, но тут почему -то левая. И жираф получился такой, что хоть на конкурс отправляй!

– Ого! А ты говорила, что не умеешь рисовать! – воскликнул Тео.

Я и сама от себя не ожидала таких талантов!

– Мама тоже рисовала левой рукой! – заметил Тео, а я удивленно посмотрела на кисть в руке. – Слушай, а ты не можешь быть… моей мамой?

Глава 46

– Нет, вряд ли… – опешила я от таких новостей. – Тео, я сомневаюсь… Я понимаю, что тебе очень хочется встретить маму снова, но …

– Ты знала про тайник! Ты рисуешь левой рукой! Ты знаешь, что лежало в шкафу! Знаешь, как смешиваются краски! Ты нравишься папе! – перечислял Тео немаловажные для него факты.

Я сделала глубокий вдох. Вот как объяснить мальчику, что он – ошибается?

– Пойдем! – произнес Тео, решительно требуя, чтобы я шла за ним. – Я знаю, как это проверить!

Мне стало страшно и неловко одновременно!

– Тео, послушай, – попыталась остановить мальчика я. – Я все понимаю, но … Я не…

Он открыл дверь, требуя, чтобы я шла с ним. Я решила не шуметь. Не хотелось бы, чтобы лорд проснулся от того, что мы тут обсуждаем, кто вернулся с того света, а кто нет. Мне не хотелось причинять ему боль, лишний раз ковыряя рану. Мне нужно смириться с тем, что в его сердце всегда будет царить она.

“Ну почему же я должна мириться!”, – возмутилась я.

Но при этом я понимала, что мертвая жена – самая опасная соперница. Он с ней никогда не поругается, он помнит о ней преимущественно хорошей, она была почти идеальной, она все делала по другому, она бы никогда не надела такое платье…

– Идем, – позвал меня Тео. Я поспешила, видя перед собой закрытую дверь.

Тео нырнул в нее, а потом что-то щелкнуло. Дверь открылась, а я увидела комнату. Она явно принадлежала женщине. Все в ней было нежное, красивое и кружевное. Засохший и облетевший букет цветов стоял на столике. Дорогая расческа – щетка с длинными светлыми волосами лежала рядом. Неподалеку змейкой выползала из шкатулки нитка жемчуга.

Казалось, в этой комнате навсегда остановилось время. Мне даже почудился аромат духов.

Постель была аккуратно заправлена. В кресле лежал плед, а поверх него книга с закладкой. Все было нетронутым, словно после смерти хозяйки просто повернули ключ и закрыли комнату, словно музей.

Такое чувство, словно женщина только – только вышла, и сейчас вернется.

– Ну? Узнаешь? – спросил Тео, пока я осторожно ходила по комнате.

Я подошла к трюмо, глядя на себя. Вид у меня был еще тот. Если вы где-то видите аккуратную и красивую няню, то я вас разочарую. Хорошая няня должна выглядеть так, словно прошла все войны мира. На одной руке у нее след от фломастера, на голове пара седых волос или штукатурка, на груди пятна от кашки, которую она пробовала сама, перед тем как давать ребенку, на коленях дыры, а в глазах усталость. Это означает, что она ползала с вашим ребенком по полу, играя в игрушки, проверяла по десять раз закрыла ли балконная дверь, заслоняла собой розетки, успевая разогревать кашку и петь песенку. Чадолюбие и отвага! Вот девиз хорошей няни.

И сейчас я могла с гордостью назвать себя хорошей няней. Вид у меня был соответствующий. Кое-как собранные волосы, синяки под глазами, заострившиеся черты лица и …

Я смотрела на себя, на комнату, за моей спиной. И ничего не узнавала. Вот прямо ничего! Ни шторы с кисточками, ни позолоченные вензеля на спинке кресла.

Отвернувшись, я взяла книгу в руки, полистала ее, глядя на какие-то стихи. Потеребила закладку в руках, пытаясь вспомнить ее.

– Ну как? Что-то вспомнила? – спросил Тео с надеждой.

– Пока нет, – прошептала я, идя к шкафу. Я честно пыталась вспомнить хоть что-нибудь. Но с каждой минутой, проведенной здесь, я понимала, что я ничего не помню.

– Может, платья посмотришь? – спросил Тео с надеждой. – Мама любила красивые платья!

Вот как объяснить ребенку, что я – не его мама? Может, другая бы на моем месте соврала, чтобы не причинять малышу боль. Но я решила сказать правду.

– Тео, милый, я здесь ничего не помню. Для меня это – просто комната и…

На секунду я застыла, в надежде, что сейчас вспомню ее, а потом потрясла головой. И это не помогает!

– Вот и все, – закончила я.

– Жа-а-аль! – протянул Тео. – Я надеялся!