Бывших не бывает

Однако я склоняюсь к мысли, что отступник об этом знает. Допускаю даже, что ему надоело быть отступником, и он хочет вернуться. Да и с гонениями на христиан всё оказалось не так просто. Кого-то гонят на поганые капища кнутами, кому-то дозволяют исповедывать истинную веру тайно, а кому-то и вовсе открыто, как Феофану, например. Эдакая избирательная свобода совести…

Постой, Макарий, а ведь на свете есть нечто подобное! Комес Сицилии Рожер Гвискар. Сицилийский Шершень, чьё неистовство стоило империи Калабрии и Сицилии. Неизвестно, кто хуже: он или его брат Роберт! Но в его владениях каждый может верить, во что пожелает. Конницей у него командует латинянин, пехотой – бывший катепан Иоанн Фока, изменивший базилевсу, но не вере, друнгарием флота служит араб, а великим логофетом иудей. Мало того, латинский и православный епископы делят кафедру в одном соборе. Даже магометане и иудеи могут невозбранно отправлять обряды своей религии! Говорят, среди его подданных есть даже те, кто придерживается древнего эллинского многобожия! А сам Шершень заявляет, что для него все равны, а честь или опалу он налагает только по делам.

У заболотного отступника, по всей видимости, не так, но похоже. Чем более ты полезен, тем больше у тебя свободы. Отец Моисей был полеведом, и ему разрешили собрать тайную общину. Думаю, его паства тоже состояла не из совсем уж простецов. А Феофан, если не врал спьяну, что-то вроде консула философов или одного из высших наставников. Может, и не врал – образован он прекрасно. Так вот, этот Феофан и вовсе не подозревал о гонениях на верных, а то, что у них нет священника, относил на счёт тяжёлого характера своего боярина, мол, не может пастыря по вкусу выбрать. А самого Феофана и ещё какую-то часть христиан никто не утеснял.

Шестое: род Лисовинов утвердил свою власть. Да, я повторяюсь, но оно того стоит. Власть утвердилась не только силой меча, но и силой осознания этой власти подданными, а это куда труднее завоевания. Эпарх Корней сказал «братие и дружина», и никто не возразил, а многие и вовсе почли за честь. И вот это последнее – самое важное.