– Ты уж прости, Корней Агеич, но дурень у тебя внук, – Никифор развёл руками. – Не потому что дурень, а потому что молод ещё! Это ж надо – князя хворого, да княгиню в летней одежонке аж в Туров потащить. В рубище, считай! И с одной боярышней Евдокией в прислугах. Да с кормёжкой не пойми какой. Ух и зла на него княгиня была! Ух и зла! Еле поправил! Но молодец он у тебя всё же – внял моей науке, послушал. Понял, что поклон спины не ломит, ну и оттаяла княгинюшка. Да и я про племянника в лучшем виде расписал. А князь на Миньку и так зла не держал, говорил, что хорошо витязь князю Вячеславу служит.
– Так и говорил? – Корней нехорошо прищурился.
– Так и говорил, Корней Агеич, – кивнул купец. – И беседовал с Минькой подолгу, и хвалил его потом. Так что сумел я всё загладить, княгиню уломал гнев на милость сменить, да и она оттаяла, когда увидела, что внук твой боярышню Евдокию обаял. Так что к лучшему всё разрешилось: на Миньку не гневаются, а наоборот, в чести у обоих князей – в сотники в его годы выскочил, с княжьей воспитанницей помолвлен, и приданое за ней княжеское дадут, о выкупе с князем Всеволодом я договорился – Миньке с князя брать не по чину, а с меня запросто. Ну так я и заплачу, и немало – триста гривен. Невместно меньше за князя, ну а меня князь удоволит – всё честь по чести.
– Честь по чести, говоришь? – воевода обвёл глазами Фёдора, Луку и Егора. – И князь удоволит?
– Верное дело, Корней Агеич, – Никифор энергично закивал головой. – Нешто я когда родне худо сделал? А что Михайле пенял матерно – винюсь, но он мне кровь родная. Как же его не учить? А он учится быстро – сразу схватил что я ему говорил. От того князьями и княгинями обласкан, а игуменья Варвара – вдова великого князя Святополка – его и вовсе сродственником назвала. Так что разрешилось всё благополучно. В чести теперь Лисовинов род. А ты, боярин Фёдор, уж извини меня – не знал я про то, что вы с Корней Агеичем твою Катерину за Михайлу сговорили, а теперь против княжьей воли не попрёшь. А Катерина твоя в девках не засидится – у Корней Агеича ещё два внука есть!
– Слыш, Лавруха, в чести мы теперь, – воевода Корней подмигнул своему сыну, весь разговор просидевшему не открывая рта. – И боярин тебе в сваты светит. Ты рад?
– Слов нет, как рад, батюшка, – играя желваками отозвался Лавр, – только вот дума меня гложет – где второму сыну боярышню сыскивать? Может, и тут шурин поспособствует?
– Ну, налей нам тогда на радостях, – широко улыбнулся воевода. – Плохо дело началось, да гляжу, неплохо кончается. А вторую боярышню Кузьке мы теперь и без Никеши сыщем. Сами с усами!
– Благодарствую, батюшка, – поклонился Лавр.
– Погоди благодарить, – Корней просто лучился довольством. – Скажи лучше, согласен ты, как отец, сговорить сына своего Демьяна с дочерью боярина Фёдора Алексеевича Катериной?
– Согласен, батюшка, – опять поклонился Лавр, – если на то воля родителя её, боярина Фёдора Алексеевича, будет.
– Боярин Фёдор Алексеевич, а ты согласен с родом Лисовинов через внука моего Демьяна и дочь твою Катерину породниться? – Корней без посторонней помощи поднялся с лавки и поклонился боярину Фёдору.
За ним поклонился и Лавр.
– Согласен, боярин-воевода, – в свою очередь выбрался из-за стола для поклона погостный боярин, – честь великая мне с бояричем Лавром Корнеевичем в сватах быть. И сын его добрым мне зятем станет. Сговорено.
– Ну так за то и выпить не грех, – улыбнулся Корней и обратился к отцу Меркурию. – Благословишь, отче?
– Благословляю! – отозвался священник. – Отрадно Господу видеть, что верные чтут заповеди его, ибо свят брак христианский, нерушима воля родительская.
– Поздравляю, Корней Агеич, Фёдор Алексеевич и особо тебя, Лавр Корнеевич, – вскочил с лавки Никифор, лучась улыбкой.
– Поздравляю! Дело великое! – присоединились Лука с Егором.