Экскурсия оказалась познавательной. Особенно поразили отставного хилиарха печи в казармах.
«Однако, Макарий, впечатляет! Тёплые стены в кубикулах… Нет, в Городе это удивления не вызвало бы. В термах, дворцах, богатых домах так делают со времён Старого Рима, но тут – в краю курных изб! Да и в Городе о солдатах так не заботились – держи жаровню с углём, и будь доволен. Если ты, конечно, не в палатийских войсках. Представляю, как это должно влиять на воображение местных. Да даже и ратнинских, хоть в Ратном и печи с трубой и не приходится кашлять от дыма.
Причём мастер Плинфа несколько раз сказал, что идею подал мой поднадзорный. Да ещё и дал несколько дельных советов, как её воплотить.
Кстати об этом самом Плинфе, во Христе Трифоне. Он знает каменное строение. Его патрон Сучок, во Христе Кондратий – тоже. Да и остальные в этой корпорации архитекторы редкого таланта и умения. Даже и особенно их корпорал, несмотря на то, что пьяница, забияка и бабник, каких поискать! Познакомить бы его с Ослиным Членом… И Бурея тоже… Это, это… да-а-а… Иллиада с Одиссеей померкли бы!»
И брат Михаила Демьян тоже удивил. В такие годы – катепан, и ведь справляется! Не без ошибок, но… Понятно, у него есть хорошие советники, но если у самого нет ума и мужества, то никакие советники не помогут.
И ещё показательно отношение к брату: «Минька сказал родить – надо рожать. Он зря не говорит. Тяжело? А кому легко? Это коров пасти было просто, только не тянет больше!»
И ведь тут же взял тебя в оборот! Расписание твоих посещений для окормления войска пожелал узнать. И на совесть давил весьма умело. Как он там сказал: «Без священнического пригляда сидят, как свиньи в берлоге – на ушах висит!» Красиво! Парень постиг искусство солдатской речи! Какая связь между норой медведя, свиньями и чем-то прилипшим к ушам – совершенно не понятно, но чувство собственного ничтожества должно акритам внушать… Даже ты, Макарий, не устоял… Хорошо, что Феофан освободился, а то мало ли к чему тебя ещё припрягли бы!
Священник вынырнул из воспоминаний, осмотрел старательно шебуршащих писалами по восковым табличкам учеников. Никто от дела не отвлекался – воспитательная порка, что устроил по возвращении иеромонах, ещё не выветрилась из голов и других частей воспитанников.
Отец Меркурий вздохнул от жалости к себе.
«Как ни горько, Макарий, но детей ты как следует учить не умеешь и, похоже, никогда не научишься… Оказывается, учить солдат это одно, взрослых – другое, а детей совсем даже третье.