Бывших ведьмаков не бывает

— Узнали, — удовлетворенно кивнул гость. — Вижу, что узнали. А вот я вас не вдруг признал. Вы сильно изменились за эти девять лет, Лясота-Александр Травник-ович, один из учеников школы ведьмаков.

— Не напоминайте! — прошептал он, все еще стараясь казаться спокойным. Ведь в день оглашения приговора его не только лишили дворянства и офицерского звания. Государственный преступник не может носить дворянское имя. Ему место среди простонародья.

— Понимаю, — кивнул гость. — Прошу прощения. Милость к падшим — не пустой звук. Полагаю, вы точно так же помните, кто я?

Лясота кивнул. Юлиан Дич, старший дознаватель Третьего отделения, советник инквизиции, старший над всеми ведьмаками, создатель и один из учредителей школы ведьмаков.

— И ваш наставник, господин Травникович. Учитель, пришедший к сбившемуся с пути ученику.

— Значит, это были вы? — произнес он. — Это вы послали волховца за…

— За вами? Не льстите себе. Делать мне нечего, кроме как размениваться на такие мелочи. Конечно, я заинтересовался неучтенным ведьмаком, но заниматься слежкой за собратом по Силе? Да еще так грубо?.. Что вы с ним сделали?

— С кем? С волховцом? Пальцем не тронул. — Лясота усмехнулся. — А что, надо было убить?

— Волховцы объявлены исчезающим видом нечисти, редким, подлежащим охране, — серьезно объяснил гость. — Так что ваше нежелание прервать его существование достойно только похвалы.

— Полагаю, вы явились сюда не за тем, чтобы вручить мне награду за спасение последнего представителя вымирающего вида? — не выдержав, съязвил Лясота.

— Правильно полагаете. — Юлиан Дич улыбнулся. От его улыбки мороз пробирал по коже. — Как я уже говорил, я многое о вас знаю. Я знаю, что вы, путешествуя под именем Петра Михайлика, сбежали с парохода «Царица Елизавета» в компании некоей Владиславы Загорской-Чарович…

— А вот это не ваше дело, — перебил Лясота.

— И опять вы правы. Это дело не мое, — он сделал паузу, — а ваше.

Лясота заставил себя казаться спокойным.

— Ошибаетесь.

— Нет. — Губы его собеседника еще улыбались, но глаза были холодными и злыми. — Ваш побег был обнаружен. За вами следили… не со стороны Третьего отделения. Отчим вашей спутницы, князь Михаил Чарович, сделал заявление, что вы, под именем Петра Михайлика, похитили его падчерицу. Он просил Третье отделение предпринять меры по розыску похитителя девиц.

— Я никого не похищал! Она сама напросилась ко мне.

— Допускаю такую возможность. Как бы то ни было, вам удалось обойти всех ищеек. И вы, и княжна Владислава просто-напросто исчезли из поля зрения. А потом неожиданно объявились в столице. Порознь. Вы под именем Ивана Горского наведались в дом своей бывшей возлюбленной Аполлинарии Матвеевны Лякиной, в девичестве Мамыкиной, где, скорее всего, превысив допустимые меры самообороны, случайно пристрелили ее супруга.

Лясота вздрогнул, узнав о вдовстве Поленьки.

— Он… умер?

— Да.

— Бедная Поленька.

— Не могу, знаете ли, разделить вашу скорбь, — ответил Юлиан Дич. — Вы ведь помните, где вас арестовали в первый раз? После разгрома мятежа?

— У нее. У Поленьки, — припомнил Лясота. — Когда меня уводили, она…

— А известно ли вам, что это именно она, Аполлинария Матвеевна Мамыкина, донесла жандармам, что у нее в доме скрывается мятежник? — Юлиан Дич улыбнулся, глядя на ошарашенное лицо собеседника. — Я мог бы затребовать из архивов ваше дело. Там есть ее письменные показания. Так что она получила то, что заслужила. А вот Владислава Загорская — нет, — резко сменил он тему.

— А что с нею могло случиться?

Юлиан Дич помолчал, при свете масляной лампы пытаясь прочесть мысли, бродящие по лицу его собеседника.

— Княжна Владислава Загорская исчезла четыре дня тому назад, — отчеканил он.

— Но это не я! — Лясота больше не мог оставаться спокойным. — Я ушел от них. От нее…

— И бросили. — Как приговор, прозвучали жестокие слова. — Бросили на произвол судьбы.

Лясота обхватил голову руками, задел виском железный браслет на запястье.

— Я не понимаю…

— Четыре дня назад, как я вычислил, практически в тот же день, когда вас арестовали второй раз, княжна Владислава Загорская тайком вышла из дома и не вернулась. Ее хватились только поздно вечером. Предприняли розыски. Искали всю ночь. Только утром, при свете дня, в ее комнате обнаружили записку, написанную от имени некоей Манефы, горничной ее матери, княгини Елены Чарович, бывшей жены князя Загорского. Тот отправился по адресу, где проживала чета Чарович, и обнаружил, что дом пуст. Нет даже привратника. Единственной живой душой… пока еще живой душой была найденная брошенной на произвол судьбы княгиня Елена. Князь Загорский вызвал врача, и тот сообщил, что женщина некоторое время назад раньше срока разрешилась от бремени. Роды были тяжелыми, она потеряла много крови. Внутренности были практически разорваны, как будто младенца вырывали из нее насильно… Не буду вас утомлять подробностями, скажу лишь, что после такого вмешательства роженицы не выживают. И ее, истекающую кровью, бросили на произвол судьбы в пустом доме.