…Упыри оставили их в покое на рассвете. Задремавший под утро Лясота даже сперва не понял, что они убрались, и еще несколько минут лежал, чутко вслушиваясь в тишину. Потом осторожно сполз с печи, пошел на разведку. Если бы не утро, если бы хоть один упырь не ушел — его история могла бы закончиться. Раны на плечах только подсохли, покрылись коростой, и малейшее напряжение могло заставить их открыться. А тогда почуявших свежую кровь голодных упырей не остановило бы ничто. Но обошлось. Опять обошлось.
Улучив момент, он как следует порылся в вещах покойных хозяев. Денег — самого главного — отыскать не удалось, если не считать пары мелких монеток. Зато нашлись простенькие сережки и колечко — несомненно, украшения Марьи. У них было одно неоспоримое преимущество: продать или обменять их в деревне на еду или провоз было проще, чем дорогие золотые и серебряные кольца и ожерелья. Распотрошил Лясота и сундуки, обеспечив обновками себя и княжну. Некоторые из найденных вещей явно не принадлежали жителям Упырёво — их могли снять с предыдущих жертв. Например, кисет с монограммой. Или — сердце радостно подпрыгнуло — пистолет. В последнюю очередь он проверил съестные припасы. Нашел хлеб, пареную и сырую репу, лук, свежие огурцы, яйца.
Деревню покидали ближе к полудню, двигаясь с большой осторожностью, но Упырёво как вымерло. За высокими заборами ощущалось присутствие людей — там раздавались шаги, скрипели двери, квохтали курицы и осторожно подавали голос собаки. Как-то раз послышалась даже человеческая речь, но никого из жителей села увидеть так и не удалось.
Версты через три-четыре лес кончился, сменившись полями, лугами и перелесками. Тут вышли на проселочную дорогу, которая вскоре вывела их к реке. Вдоль берега Змеиной несколько раз им попадались деревеньки, но единственный городок, опасаясь преследования полиции, они обошли стороной, дав порядочный крюк по бездорожью. В ту единственную ночь спать им пришлось под открытым небом, в остальные дни Лясоте удавалось напроситься на постой. В одном месте он расплатился сережками и колечком, в другом — ссыпав в ладони хозяина все медяки, в третьем наколол дров и помог починить забор. В одной деревне местная знахарка, с которой он поделился кое-чем из мошны Тимофея Хочухи, зашептала ему раны на плечах.
И вот теперь долгий путь подходил к концу. Белокаменное строение с высоким крыльцом и рядом стройных колонн по фасаду вставало навстречу. Оно словно светилось на фоне грозовой тучи, которая надвигалась, собираясь пролиться дождем. Ветер крепчал, дул навстречу, трепал одежду и волосы, швырял в лицо дорожную пыль. Но он не успел усилиться до ураганного, когда путешественники добрались к началу подъездной аллеи. Забора не было, ворот тоже. Только две небольшие башенки и перекладина между ними. В середине был вырезан барельеф — на гербовом щите пронзенная мечом змея.
— Я дома, — всплеснула руками Владислава. Вырвалась вперед, пробежала несколько шагов, весело запрыгала на посыпанной галькой и гравием дорожке. — Дома! Дома! Дома! О, Петр, я ведь тут почти три года не была! Скорее! Скорее!
Тревоги последних дней пути оставили ее. Она вернулась. Через несколько минут увидит отца, обнимет его — и все будет хорошо.
Большая часть парка располагалась на склонах холма, так что дом, хорошо видимый издалека, от ворот разглядеть было трудно — его загораживали тяжелые кроны деревьев. Ветер гулял в вышине, поскрипывали ветки, шуршала листва. Кричали перед дождем вороны. Последняя сотня саженей — и они, миновав газоны, на которых ровными рядами высился декоративный кустарник и многолетние цветы, оказались у крыльца.
Владислава взбежала по ступеням.
— Эй! Кто-нибудь! Папа!
На миг Лясоте показалось, что дом пуст, что все напрасно — тут было так тихо, — но потом послышались торопливые шаги. На крыльцо вышел слуга.
— Чего надо?
— А… — Княжна оторопела. — Ты не узнаешь меня? Николай! Это же я, Владислава!
Слуга всмотрелся:
— Барышня? Вы? Откуда?
— Долго рассказывать, — махнула рукой девушка. — Где мой отец? Я должна немедленно его увидать.
— Сейчас-сейчас, — слуга распахнул двери, — проходите. Погодите тут!
— Ничего не понимаю. — Владислава прошла в полутемную переднюю, обернулась на Лясоту через плечо. — Ну я знаю, что меня не ждали, но…
— Славонька?
Девушка обернулась навстречу показавшейся из боковой двери пожилой женщине.
— Матвевна?
Они обнялись.
— Славонька! Девочка моя! Откуда ты взялась?
— Я тебе все-все расскажу, няня, — смеясь и плача от радости и облегчения, воскликнула девушка, сжимая в своих пальцах руки няни, — только сначала скажи, где папенька? Мне его надо срочно увидеть!
— Так ведь нет вашего батюшки!
— Как? — не поверила своим ушам Владислава. — Что ты говоришь, Матвевна? Что значит — нет?
Лясота, подумавший о самом плохом, быстро шагнул к ней — поддержать, подхватить, если начнет падать в обморок или забьется в истерике. Он, едва переступив порог, понял, что дом пуст, что тут обитает всего несколько человек.