Calendar Girl. Никогда не влюбляйся! Февраль

– Tu es le cadeau de Dieu au monde.

– Что это значит?

– «Божий дар этому миру». Вот что ты такое. И я хочу дать шанс каждому упиться этим даром.

Дар. Алек считает, что я дар этому миру. Прекрасный дар.

Ответить я не смогла. Ни тогда, когда он отставил в сторону собственный ужин. Ни тогда, когда забрал у меня тарелку и поставил ее на стол. Ни тогда, когда он наклонился вплотную ко мне, так, что между нами осталось всего несколько сантиметров. Но я сумела ответить, когда мои окончательно спекшиеся мозги зарегистрировали его поцелуй.

Теплый, мягкий и сладкий. Его губы скользнули по моим, после чего Алек втянул в рот мою нижнюю губу и провел языком по чувствительной коже. Дальше зайти он не успел, потому что я схватила его за шею и притянула к себе. Мои пальцы погрузились в его шевелюру и наткнулись на резинку для волос. Ну уж нет. Я потянула за нее с такой силой, что резинка порвалась, и густые, пропитанные ароматом лимона пряди волнами рассыпались по моему лицу вдоль щек, скрыв наш поцелуй за завесой его великолепных волос. Алек, взяв меня за подбородок, развернул мою голову. Его язык скользил у меня во рту, внутрь и наружу, постигая, что меня заводит, что заставляет стонать и кусаться. Так я и сделала. В смысле, укусила. Я принялась покусывать его губы, словно голодный зверь – кусок мяса. Кажется, это его не смутило. В какой-то момент, я почти уверена, он зарычал – да, зарычал – не отрывая своих губ от моих и делая поцелуй все глубже.

Мое тело звенело от возбуждения, и я напряглась, желая притянуть Алека как можно ближе, нуждаясь в этом. Но когда я попыталась откинуться на кушетке, чтобы он мог лечь на меня, Алек отодвинулся. Прижавшись лбом к моему лбу, он шепнул: «Tr`es jolie fille»[7] – на языке, который быстро превращался для меня в самый зажигательный стимул. Не то чтобы раньше я была равнодушна к французскому, но после того как губы Алека касались моих губ, а язык хозяйничал у меня во рту, его слова ласкали меня с той же уверенной легкостью, с какой, как мне казалось, ласкали бы его руки. Жадно, пылко, умело.

– Успокойся, ch'erie[8], – проворковал он, и его голос бальзамом пролился на пожар у меня внутри. – У нас будет масса времени для того, чтобы познать друг друга физически. Я хочу насладиться тобой, предвкушая твой сладкий вкус на языке, твою гладкую кожу под подушечками моих пальцев, твое тело у меня на холсте.

Я отстранилась, и наши взгляды встретились.

– Ого, – сказала я, прикусив губу и сглотнув.

Алек ухмыльнулся.

– Я полагаю, что «ого» – это очень мягко сказано. Давай поедим. Нам надо познать друг друга на всех уровнях. Только после этого физическое выражение нашего союза будет столь сладким.

Алек Дюбуа, определенно, был загадочным типом. Кто вообще так говорит? «Физическое выражение нашего союза»? Возможно, он провел слишком много времени за чтением «Спроси Дживса» по Сети.

– Ты странный парень, – заявила я, после чего схватила тарелку, водрузила себе на колени и закинула в рот огромную порцию лапши.

Просто божественно! Почти так же хорошо, как наш поцелуй пару секунд назад.

Алек запрокинул голову и расхохотался. Видите, стопроцентно странный чувак.

Взяв в руки свою тарелку, Алек нагрузил ее едой и откинулся назад, вытянув ноги и положив рядом с моими на оттоманку. Затем он повернулся и взглянул на меня.

– Ох, сладкая моя, ты и не догадываешься, насколько, но скоро узнаешь. А теперь давай есть.

Глава вторая

Вечером, после того как я до отвала налопалась лучшей в своей жизни китайской еды, Алекс на руках отнес меня в спальню и уложил на собственную кровать. Насколько я могла судить, другой комнаты в этом перестроенном складском помещении у него не имелось. Несмотря на это, Алек не счел само собой разумеющимся, что мы будем спать вместе, даже после нашего поцелуя. За что ему причиталась моя вечная благодарность. Этот вечер я хотела провести наедине с собой, для того чтобы сориентироваться в новом для меня мире.

Сложно было свыкнуться с тем, что я уже не в доме Уэса, спрятанном в холмах Малибу, не в своей уютной постельке из белых облачных кружев. Нет, меня уложили на твердую, хотя и удобную двуспальную кровать, и теперь вокруг были холодные тона и ткани. Приглушенный голубой, пепельно-серый и несколько вклинившихся между ними пятен темно-синего. Кровать стояла на невысокой платформе. У нее было крепкое деревянное изголовье и никакого изножья, зато куча подушек, позволявших расположиться максимально комфортно. Мебели тут почти не было. Полированный приземистый комод с пятью ящиками и две прикроватных тумбочки, одна с лампой, вторая со стопкой книг. Проглядев названия, я заметила, что несколько из них на французском. На некоторых даже была библиотечная печать с номерами и кодом. Вероятно, французик любил чтение и завел себе библиотечную карточку. Это почему-то заставило меня внутренне улыбнуться.