Эмма закатывает глаза, и, в очередной раз удостоверившись, что приземление на Лаки его, как максимум, просто напугало, облегчённо вздыхает и смотрит на часы на прикроватной тумбе. Разочарование сбивает её с ног. Время неумолимо возвращает их к жизни, к той жизни, где она — снова посредственная актриска из фильма Денни Дито, а Джефф — кровожадный коп, готовый душу вытрясти из любого, кто попадёт в его цепкие лапы. Радует лишь одно — впереди последний день съёмок этого мракобесия, а значит Эмма, наконец, освободится от липких оков своего режиссёра, от этой бешеной суматохи и надоедливого флирта со стороны Рэя. А что дальше? Новые кастинги, промо-тур, провал этого малобюджетного дерьма под названием «Призраки», бесконечные интервью, заучивание сценария… Эмма вздрагивает и морщится. Нет, думает она, это не перспектива. Это не её перспектива. Это — не будущее, подсвеченное искрящимися софитами, не интервью на Мэдисон-Сквэр-Гарден с тем пареньком, что поправляет подол твоего платья, не папарацци, снимающие квартиру напротив кафе, где ты привыкла завтракать и даже не целая комната, отведенная под награды. Здесь лишь два пути: или ты рождаешься успешным, или ты идёшь по головам, выгрызаешь самыми мерзкими способами свою звезду на Аллее Славы. И ни один из них никогда не пересечется с тем путём, которым идёт Эмма.
Кажется, это называется путь в никуда.
— Я отвезу тебя на работу, — проследив за взглядом Эммы, Джефф встаёт с кровати и подходит к девушке.
Мягко улыбнувшись, она обвивает руки вокруг его талии и кладёт голову на широкую грудь мужчины. Кто бы мог подумать, что чье-то размеренное сердцебиение может так успокаивать, дарить столько тепла и уверенности… ведь вот оно, его сердце, целиком и полностью принадлежащее Эмме. Она может вырвать его, может его разбить и растоптать, но ведь всё, что ей нужно — уберечь его от любой беды, сохранить и спрятать ото всех, как самый ценный подарок. Девушка вдыхает родной запах и закрывает глаза, когда чувствует недолгий поцелуй на своей макушке.
— Эй, сегодня твой последний день в этом болоте. Где твои победные пляски, подружки и вино?
— У нас говорят «крайний», — Эмма поднимает на Джеффа разочарованный взгляд и ловит его усмешку. — Я… не знаю. Для меня это стало рутиной, хочу весь день пробыть в твоих объятиях.
— Рутиной? — мужчина поднимает брови, явно не готовый к такому её ответу. — Наверняка ваш старый хрен закатит прощальную вечеринку, я даже не буду возражать, если ты на неё пойдёшь.
— Серьёзно?
— Конечно же, буду. Ну, немного побешусь, мне же потом тебя, веселенькую, из клуба забирать и выслушивать вопли о любви к животным и о спасении африканских детишек. В любом случае, тебе надо развеяться.
Девушка хмурится, напрягает память. Что за африканские детишки? Почему они фигурируют каждую её попойку? Так или иначе, Джефф на её растерянность внимания не обращает. Черт его знает, что там в голове у этих киношников, у всех, кто так или иначе взаимодействует с камерой, одно он знает точно: Эмма не имеет к ним никакого отношения. Сколько пустоголовых актрисок не второго, и даже не третьего плана под экстази видел его кабинет! Сколько якобы эксцентричных, ранимых творческих натур умоляли его не надевать на них наручники. Им не свобода дорога, а время. Выучить сценарий, прихорошиться, сбегать поунижаться на очередной кастинг в надежде что вот он, успех, совсем близко, как и миллион подписчиков в инстаграме и личный секьюрити. Разве Эмма была похожа на них? Он никогда не видел её «в образе», да, пару раз она учила сценарий при нём, и всё это больше походило на ненавистное повторение домашней работы. Нет, Эмма, определённо, говорила правду: ей нужно признание, а не побегушки за режиссёром.
— Знаешь, Эм, что скажу? — Джефф поднимает её лицо за подбородок и заглядывает в полные отчаяния глаза. — Может, я ни черта в этой жизни не смыслю, и у тебя просто какой-то там творческий кризис, или как вы там это между собой называете. Но прекрати думать обо всем и сразу, у тебя это выходит так себе, если честно.
— Вот уж спасибо.
— Нет, помолчи сейчас. Из меня хреновый советчик, но, может, тебе стоит сменить обстановку, и эти курсы в школе будут для тебя чем-то вроде бутылки холодного пива утром после попойки. Попробуешь себя в этом, вернёшься в кино, а потом, может быть, найдёшь себя в рисовании. Никто не может знать, что стукнет тебе в голову завтра.