Читаем Can't Hurt Me: Master Your Mind and Defy the Odds - Clean Edition полностью

Спустилась темнота, оставив нас в кромешной тьме джунглей. Когда мы бежали бок о бок, сияние наших фар сливалось и давало более широкий свет, но стоило нам разделиться, как я увидел лишь желтый шар, прыгающий по тропе впереди меня. Бесчисленные тропинки - высокие бревна, скользкие корни, покрытые лишайником камни - оставались вне поля зрения. Я поскальзывался, спотыкался, падал и ругался. Шумы джунглей были повсюду. Мое внимание привлек не только мир насекомых. На Гавайях, да и на всех островах, охота с луком на диких свиней в горах - одно из главных развлечений, и мастера-охотники часто оставляют своих питбулей на цепи в джунглях, чтобы у них развился нюх на свиней. Я слышал, как огрызался и рычал каждый из этих голодных быков, и я слышал, как визжали некоторые свиньи. Я чувствовал их страх и ярость, их мочу, их навоз, их кислое дыхание.

С каждым лаем или воплем поблизости мое сердце замирало, и я прыгал по такой скользкой местности, что травмы были реальной возможностью. Один неверный шаг мог вывести меня из гонки и лишить шансов на участие в Badwater. Я представлял себе, как Костман, услышав эту новость, кивнет, словно он с самого начала предполагал, что так и случится. Сейчас я знаю его очень хорошо, и он никогда не хотел меня подловить, но тогда мои мысли работали именно так. А в крутых темных горах Оаху мое изнеможение усилило стресс. Я чувствовал, что близок к пределу своих возможностей, а впереди было еще более сорока миль!

На обратной стороне дистанции, после длинного технического спуска в темный, промозглый лес, я увидел еще один фаер, который кружил впереди меня в вырезе на тропе. Бегун двигался извилистыми шагами, и когда я догнал его, то увидел, что это венгерский бегун, с которым я познакомился в Сан-Диего, по имени Акош Конья. Он был одним из лучших бегунов на дистанции Hospitality Point, где преодолел 134 мили за двадцать четыре часа. Мне нравился Акос, и я его безумно уважал. Я останавливался и смотрел, как он движется по сходящимся кругам, снова и снова преодолевая одну и ту же местность. Он что-то искал? Может, у него галлюцинации?

"Акос, - спросил я, - ты в порядке, парень? Тебе нужна помощь?"

"Дэвид, нет! Я... нет, я в порядке", - сказал он. Его глаза были похожи на летающие тарелки. Он был в бреду, а я сам едва держался на ногах и не знал, чем могу ему помочь, кроме как сказать персоналу на следующем пункте помощи, что он бродит в оцепенении. Как я уже говорил, на ультра-трассе есть товарищество и есть конкуренция, и поскольку он не испытывал явной боли и отказался от моей помощи, мне пришлось перейти в режим варвара. Когда до конца дистанции оставалось два полных круга, у меня не было другого выбора, кроме как продолжать движение.

Пошатываясь, я вернулся к стартовой линии и опустился в кресло, ошеломленный. Было темно как в космосе, температура падала, а дождь все еще лил. Я был на пределе своих возможностей и не был уверен, что смогу сделать еще один шаг. Мне казалось, что я выкачал из своего бака не менее 99 процентов топлива. Лампочка бензина горела, двигатель вздрагивал, но я знал, что должен найти еще, если хочу закончить гонку и попасть в Бэдуотер.

Но как заставить себя двигаться, когда боль - это все, что вы чувствуете с каждым шагом? Когда агония - это петля обратной связи, которая пронизывает каждую клетку вашего тела, умоляя вас остановиться? Это непросто, потому что порог страдания у всех разный. Но что универсально, так это желание сдаться. Чувствовать, что вы отдали все, что могли, и что вы оправданы, оставив работу невыполненной.

Уверен, вы уже догадались, что для того, чтобы стать одержимым, мне нужно совсем немного. Некоторые критикуют мой уровень страсти, но я не согласен с преобладающим менталитетом, который доминирует в американском обществе в наши дни; с тем, что нам говорят плыть по течению или предлагают научиться получать больше, прилагая меньше усилий. Короткие пути не означают постоянных результатов. Причина, по которой я принимаю свои навязчивые идеи и требую от себя большего, заключается в том, что я понял: только когда я преодолеваю боль и страдания, преодолеваю свои мнимые ограничения, я способен достичь большего, физически и психически - в гонках на выносливость, но и в жизни в целом.

И я верю, что то же самое верно и для вас.

Человеческое тело похоже на болид. Внешне мы можем выглядеть по-разному, но под капотом у каждого из нас есть огромные резервуары потенциала и регулятор, мешающий нам достичь максимальной скорости. В автомобиле регулятор ограничивает подачу топлива и воздуха, чтобы двигатель не сгорел слишком сильно, что накладывает ограничения на производительность. Это аппаратная проблема; регулятор можно легко снять, и если вы отключите свой, то увидите, как ваш автомобиль взлетит выше 130 миль в час.

В человеческом организме это более тонкий процесс.

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 знаменитых людей Украины
100 знаменитых людей Украины

Украина дала миру немало ярких и интересных личностей. И сто героев этой книги – лишь малая толика из их числа. Авторы старались представить в ней наиболее видные фигуры прошлого и современности, которые своими трудами и талантом прославили страну, повлияли на ход ее истории. Поэтому рядом с жизнеописаниями тех, кто издавна считался символом украинской нации (Б. Хмельницкого, Т. Шевченко, Л. Украинки, И. Франко, М. Грушевского и многих других), здесь соседствуют очерки о тех, кто долгое время оставался изгоем для своей страны (И. Мазепа, С. Петлюра, В. Винниченко, Н. Махно, С. Бандера). В книге помещены и биографии героев политического небосклона, участников «оранжевой» революции – В. Ющенко, Ю. Тимошенко, А. Литвина, П. Порошенко и других – тех, кто сегодня является визитной карточкой Украины в мире.

Валентина Марковна Скляренко , Оксана Юрьевна Очкурова , Татьяна Н. Харченко

Биографии и Мемуары
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное