Carere morte: Лишённые смерти

Он ушёл, преувеличенно беззаботно насвистывая. Высокий для своих лет, — чёрная форменная курточка вновь была коротковата, — и худенький, светлые волосы длинны для мальчика, но на эти локоны рука не поднималась ни у Агаты, ни у Миры. Руки, — вампирша заметила, — мальчик держал в карманах, сжатыми в кулаки.

Взрослея, Винсент становился всё более замкнутым, и попытки пробиться сквозь его отрешённость наталкивались на такое сопротивление, что и Мира, и Агата быстро отступали. Поэтому Мира не стала расспрашивать, но напряжение, непонятная тревога племянника передались ей. До вечера она бесцельно бродила по дому, начиная и тут же бросая одно занятие за другим. Когда густые синие сумерки затопили улицы и листва деревьев зашептала о приближении ночи, вампирша закрылась в своей комнате и отворила ставни. Сегодня она ждала гостью.

Вот в темнеющем небе показалась фигура: большая птица? Летучая мышь? Мира узнала эту манеру. Взмахи крыльев казались слабыми, робкими, словно летящий вовсе не знал своей силы, но, если приглядеться, становилось понятно: не слабость — небрежность, за которой виден тонкий расчёт, и совсем небольшая — усталость.

С божественным изяществом, приходящим на вторую сотню лет, вампирша преобразилась и легко соскочила на пол с подоконника.

— Кларисса! — широко улыбнулась Мира. Этой гостье она была действительно рада. — Здравствуй, подруга! Как давно мы не виделись!

— Доброй ночи, Мира, — голос Клариссы казался, как и её полёт, слабым. Он был хрупким, словно стеклянным, но слова она бросала резко, не боясь, что они разобьются на тысячи осколков. — Доброй ночи, подруга — сегодня радостная ночь!

— Я редко видела тебя в столь хорошем расположении духа! — с готовностью изумилась Мира. Она всё ещё была рада встрече.

— Здесь, в Карде, я действительно дома, — всегда туманные серые глаза старейшей сейчас были ясны.

— Ты надолго остановилась в цитадели?

— Нет, увы… Только пара ночей, — вздохнула Кларисса. Она прошла в комнату, зажгла все свечи в подсвечнике — вампирша любила эти живые огоньки. — Ну, что же, рассказывай, Мира, — тихо сказала она. Серые глаза блеснули в последний раз и вновь заволоклись туманом.

Они познакомились на третий год бессмертной жизни Миры. Кларисса, старейшая, заметила юную дикарку на столичном балу и сама завела с ней беседу, а в конце бала помогла уйти от охотников. С тех пор они навещали друг друга, впрочем, нечасто, и подолгу говорили. Это были типичные отношения наставницы и ученицы: Мира преклонялась перед мудростью Клариссы, а та, одинокая — слишком одинокая! — была рада благодарной слушательнице.

Свечи сгорели почти на четверть, а Мира всё ещё не кончила рассказ:

— Особенно тяжело весной и летом. В первый год было страшно: солнце, солнце, солнце! — за тонкой перегородкой из ткани! На второй год я успокоилась, а к четвёртому полюбила рисковать. Обманывать смертных вовсе не сложно, главное рассчитать всё, каждую мелочь, и ничего не пропустить. К счастью я ещё помню, как это — быть человеком… Сейчас я несчастная девушка с навеки разбитым сердцем. Сестра уже три года навязывает мне то одно, то другое знакомство, она ещё надеется выдать меня замуж, но я всем отвечаю отказом. Зато меня обожают все бездомные собаки Карды: я кормлю их своим ужином. А когда Агате вздумывается устроить приём, я беру на себя организацию и весь вечер потчую других… Правда, пищи для поддержания сил мне теперь требуется немало, да ещё — запрет Владыки! Мне разрешено одно убийство в месяц. Каждое первое число я пирую — и до следующего питаюсь какими-то каплями, уподобляюсь Низшим. Сначала я боялась, что голод сведёт меня с ума, но Бездна дремлет. Я сильно ослабла, но это всё ещё я, — вампирша вздохнула. — И ещё я почти забыла, как это: летать! Хорошо, что в Карде можно не опасаться Ордена.

— Ты веселишься, Мира, — Кларисса никогда не улыбалась, и эта фраза могла показаться обвинением, но Мира хорошо знала подругу, — совсем как в старые времена… — её голос вновь вызвал ассоциацию с тонким, невесомым, искусно сделанным стеклянным украшением.

— Да, наверное, — скупо сказала Мира. — Как же ещё, помилуй, мне развлекаться? Поиски Дара — синекура, безусловно, но из-за своей бессмысленности на редкость утомительная! Позавчера мы отчитались Дэви об итогах: ни-че-го! Я боялась гнева Владыки, но он остался равнодушен. Теперь я недоумеваю: были ли эти поиски ему вообще нужны?

— Задание Владыки могло показаться бессмысленным, но это не так. Александр Дэви всегда славился умением так рассчитать единственный удар меча, что он разрубает все — и видимые, и невидимые узлы, — сказала Кларисса. Её голос резко оборвался — вычурная безделушка упала на пол. Мира поймала себя на том, что ждёт звона осколков.

— Я боюсь его, — призналась она. — Он как… машина.

— Он — один из старейших вампиров, — огоньки свечей, отражающиеся в стекле, поблёскивали в глазах старейшей: отражения отражений. — Один из наших богов.

— В таком случае, нам ли рассуждать о божественных планах!