Carpe Jugulum. Хватай за горло!

Это был орга́н – вернее, таким мечтал стать всякий орган, когда вырастет, – потому что данная особь занимала практически весь огромный зал. Нянюшка, как фанатичная, до мозга костей поклонница музыки, не могла не залюбоваться этим инструментом. Орган был весь черный, даже трубы его были заключены в узорчатый кожух из черного дерева, а регистры и клавиши были выточены из мертвого слона.

– И как он работает? – уточнила нянюшка.

– При помощи вода, – объяснил Игорь гордо. – Под замком протекайт подземная река. Мафтер заказывайт орган по фобфтвенный проект…

Нянюшка провела пальцами по бронзовой табличке над клавиатурой.

«ПАСЛУШАЙТЕ, КАК ПАЮТ КИНДЕР НОЧИ… ЧТО ЗА ВУНДЕБАР МУЗИК ОНИ СОЗДАЮТ, – гласила она. – Производитель: Бергольт Статтли Джонсон, Анк-Морпорк».

– Настоящий «Джонсон», – благоговейно произнесла нянюшка. – Я целую вечность не касалась его клавиш… – Она присмотрелась. – Что это? «Крик 1», «Раскаты грома 14», «Вой волка 5»? Целый набор регистров «Скрип половиц»?! Но на нем ведь нельзя играть! В смысле музыку!

– Йа, но фтарый мафтер больше интерефовайт… фпецэффекты.

На пюпитре все еще лежал покрытый пылью нотный лист, который кто-то аккуратно заполнял. На листе было множество зачеркиваний и исправлений.

– «Возвращение Невесты Мести Сына Сорокулы», – прочла нянюшка вслух. Ниже имелась приписка «С глубины 20 000 фатомов (?)», но она была зачеркнута. – «Соната для раскатов грома, скрипучих дверей и юных дев в прозрачных одеждах». Твой старый хозяин был немножко художником?

– Йа, некоторый род, – с тоской заметил Игорь.

Нянюшка отошла от органа.

– Маграт точно ничего не угрожает? – спросила она, поднимая колья.

– Та дверь толпонепробиваема, – сказал Игорь. – А Охвофток – девять тридцать вофьмых ротвейлер.

– Какими частями тела? Мне просто интересно.

– Две лапа, один ухо, много кишка и нижний челюфть, – быстро перечислил Игорь, и они двинулись дальше.

– Да, но мозг у него спаниеля, – заметила нянюшка.

– Это у него в кофтя, – кивнул Игорь. – Он хватайт людей челюфтями, а потом виляй хвофт, вышибай дух.

– Он виляет хвостом так, что вышибает из людей дух?

– Йа. А иногда он топийт их флюна.

Вампиры спустились чуть ниже, и из темноты выступили крыши Воронау. Коснувшись ногами земли, Агнесса заметила, что кое-где в окнах горят свечи.

Рядом с ней опустился Влад.

– Конечно, в такую погоду ты не увидишь город во всей его красе, – промолвил он. – Очень хорошая архитектура на городской площади, прекрасная ратуша. Отец делал часы на заказ.

– Правда?

– А еще построил колокольню. Ну, не он, конечно, местные жители.

– Стало быть, у вампиров денег летучие мыши не клюют?

Город выглядел довольно большим и был похож на прочие равнинные города. Единственное, что его отличало, – это безвкусные резные украшения практически на каждом карнизе.

– Семья всегда владела этими землями, – ответил Влад, не обращая внимания на ее сарказм. – А деньги имеют обыкновение накапливаться. В течение многих веков. Кроме того, мы, как тебе известно, ведем не слишком активную светскую жизнь.

– И не тратите много денег на еду, – добавила Агнесса.

– Хорошая шутка…

Где-то над их головами зазвонил колокол.

– Сейчас ты все увидишь, – сказал Влад. – И поймешь.

Матушка Ветровоск открыла глаза. Прямо перед ней горел огонь.

– О, – пробормотала она, – свет…

– Ну что, – спросил Овес, – тебе получше?

Она повернула голову. Посмотрела на поднимавшийся от платья пар.

Овес нырнул под ветви двух елей и бросил в костер очередную охапку веток. Пламя зашипело.

– Как долго я… отдыхала? – спросила матушка.

– Около получаса.

Красный свет и черные тени плясали меж деревьев. Дождь превратился в мокрый снег, который таял над костром и превращался в пар.

– Как тебе удалось развести костер? В такой-то темноте?

– Это все спасибо Ому, – откликнулся Овес.

– Очень любезно с его стороны. Но мы должны… продолжить путь. – Матушка попыталась встать. – Уже недалеко. И все время под гору…

– Мул убежал, – сказал Овес.

– Но ноги-то еще при нас! Я чувствую себя лучше… немного отдохнув. Огонь вернул мне частичку жизни.

– Сейчас слишком темно и слишком мокро. Подождем до утра.

Матушка встала.

– Нет. Найди палку или еще что-нибудь, на что я могла бы опереться. Быстрее!

– Ну… ниже по склону я видел ореховую рощу, но…

– Мне как раз пригодится крепкая ореховая палка. Не стой же столбом! С каждой минутой мои силы возвращаются. Ступай!

Он исчез в мокрой темноте.

Матушка помахала юбкой перед костром, чтобы теплый воздух лучше циркулировал, и что-то белое вдруг вылетело из пепла и, поплясав над огнем, опустилось на землю.

Она нагнулась.

В ее руках оказался клочок тонкой бумаги с опаленным краем. Это была часть страницы. В красном свете костра она различила слова: «…Омьего… ложенный… Урн искоренил…» Сбоку к клочку приклеились ниточки, которые прежде удерживали его в переплете.

Она долго вертела его в руках, но потом, когда треск веток возвестил о возвращении всемогучего Овса, аккуратно бросила бумажку обратно в огонь.

– И ты найдешь в такой темноте дорогу? – спросил он, передавая матушке ореховую палку.