Её шею, едва отошедшую от покраснений, снова обвивают холодные пальцы, а жёсткий напор сбивает с ног, и она быстро оказывается прижатой к столу.
Тик-так
— Как!? — кричит, вынуждает жмуриться, чуть ли не вжимать в шею голову. — Как ты это делаешь? — держит не так сильно, но пошевелиться страшно, да и возможности нет совсем, учитывая, как в эту долбанную столешницу он вжимает всем своим телом. — Он ведь с ней, наверху, а тебе плевать... — до неё наконец доходит суть вещей, как и то, почему она снова вдруг стала грушей для битья. — Улыбаешься, делаешь вид, что ничего не произошло... — крик сходит на гулкое шипение, теперь ничтожно малы даже шансы пошевелить головой. — Как? Как, сука!?
Всё, что сейчас в её силах — вспомнить, кто она есть. Кем ей приходится быть, чтобы выживать. И пускай Глеб не видел её настоящую, пускай он в какой-то степени уверен, что ей действительно плевать, то так тому и быть. Может, она хоть для кого-то немного побудет полезной?
И без всякого смятения она преодолевает донельзя маленькое расстояние, прикасаясь к его губам своими, на мгновение образуя оглушающую тишину, нарушать которую рискуют только настенные часы.
Тик-так
Этот поцелуй нельзя назвать взрослым, нет. Он отнюдь не глубокий и даже какой-то робкий, но блондинка требовательно закусывает его нижнюю губу и проводит по ней языком.
— Что... — вертит головой, пытаясь разорвать поцелуй, — ты... — сразу не выходит, и ему нужно это признать, — делаешь...
Она не скрывает улыбки, которая лезет на ангельское личико. И для него оно действительно ангельское... с глазами демона. Который прожигает в душе дырку своим взглядом и ничуть не смущается, когда облизывает пухлые губки после поцелуя.
— Просишь помощи? — она ухмыляется сильнее, стреляя глазами, кажется, бесконечно.
И он противится. Противится до конца и до полного провала, когда наконец опускает взгляд.
Тик-так
На ней её тонкий, шёлковый халат кофейного цвета. Широкий пояс на нём служил верой и правдой, вот только от грубых движений блондина не сильно стянутый узел дал трещину, и ткань чуть спала, предоставляя теперь полный вид на её вздымающуюся грудь. Часть плеча немного оголилась, и бархатная кожа была так близко, как желание разорвать эту особу прямо на кухонном столе.
Мысли о том, что происходит этажом выше, временно покинули, верх взял только первозданный инстинкт.
— Сука... — она никоим образом не старалась освободиться, наоборот. Блондинка не шевелилась даже, давая понять, что она полностью под контролем его желаний. — Наглая, эгоистичная сука, — забывая об осторожности, он смещает руку и сжимает в кулак её волосы, оттягивая назад и вынуждая запрокинуть голову.
Шея оголена ещё больше, но даже при слабом искусственном свете он отчётливо видит на ней каждую венку, что пульсирует мелко и часто. Приоткрытые губы невесомо касаются её кожи и почти что опаляют её горячим, сбитым воздухом.
Между ними — пропасть и ничтожно малое расстояние одновременно, и оба застывают в молчаливом диалоге, которым обмениваются терзаемые души.
Но всего один момент, и ко всем чертям летит со стола салфетница, прихватывая с собой пустую солонку. Туда же летят и взращённые принципы, что обволакивали доселе забытое «Я», хранящее себя, настоящего.
Тик-так
Причины разбившейся утвари витают сейчас над этими двумя, переплетаясь и, возможно, заставляя мозг отключить сердце, потому что другого способа выхода эмоций сейчас не дано.
И как бы он не противился, его губы теперь намертво впиваются в её, целуя глубоко и в какой-то степени, кажется, насильно, что у девчонки попросту не остаётся возможности вздохнуть.
Его руки больше не держат, и она ловко прижимает блондина к себе, разжигая огонь страсти и буквально сгорая изнутри. И, если быть с собой хоть капельку честной, то эта страсть — первая за последние пару лет, когда она действительно чувствовала самое настоящее возбуждение.
То, что не даёт внутренним противоречиям дать отпор.
То, что заставляет кусать его губы практически до крови и впиваться когтями в спину, оставляя багровые тропы.
То, что сейчас застилает разум обоих и остаётся на стенках сознания мутной дымкой.
Глаза в глаза и жаркий воздух, покрывшиеся испариной тела и бешеная дикость в глазах. Сейчас они отражение друг друга.
А завтра...
Завтра не умрёт никогда.
Только бы не тушить. Только бы не позволять этому огню погаснуть, потому что слишком велик риск остаться во мраке.
Тик-так...
Комментарий к Я в кусты
====== Часть 40 ======
— Это был он? — я даже не вставала с дивана. Просто сидела, поджав колени и подбирая под себя плед, стараясь взять эмоции под контроль. Я знала, что это был Глеб. Не знала только, зачем спрашиваю.
— Он, он, — вздыхает, приподнимает брови и тут же опускает, как будто старается успокоиться. — Знаешь, — он подходит ближе, садится рядом с диваном на корточки и заставляет меня непроизвольно поджать ноги ещё больше, — я не хочу лезть в ваши отношения настолько нагло, но если ты не захочешь, чтобы я стоял между вами, то только скажи.