Carte blanche, Mr. Siemens (СИ)

— Просто не мешай мне... — мозговой штурм при повышенной эмоциональности мне даётся туго, поэтому всё, чего я хочу — это завершить начатое. Как баран я пру к двери, одержимая идеей разукрасить ей лицо, но до этой самой двери не дохожу, ибо те же руки откидывают меня от неё подальше. — Уйди с дороги!

Не знаю, что происходит, но все цвета перед моими глазами мешаются. Видимо, это работает как маленькая иголочка, которой ткнули в раздутый шарик. И просто БАМ. Я кидаюсь к двери и в третий раз, но меня не просто отталкивают, меня стискивают, стараясь перекрыть доступ к любым движениям. А я вырываюсь. Сильно. Мотая головой и стараясь задеть кулаками при малейшей подвернувшейся возможности. Кажется, я даже успеваю пустить в ход колени, окончательно потеряв голову и растворившись в нервном срыве, нахлынувшем так внезапно. Я кричу, бью его, пытаюсь освободиться и всячески изворачиваюсь, пока он мужественно выносит все мои попытки, просто крепко держа меня в руках. Голос мой довольно быстро срывается, сходя на какой-то истерический вой, так что со стороны мы сейчас наверняка выглядим как санитар и взбунтовавшаяся психичка, которой срочно необходима инъекция. Только инъекции нет. Есть время, которое он стоически даёт мне на выход из меня всего дерьма. До этого момента мне лишь хотелось выплеснуть это, просто проораться в каком-нибудь глухом лесу, да и попросту охватывало ебучее желание отпиздить воздух. Я и представить не могла, что из меня это всё может выйти тогда, когда я начищу кому-то морду. И ещё труднее было представить то, что пережить время после такового момента мне поможет именно он. Человек, как никто другой вызывающий у меня внутренние противоречия.

Но сейчас я просто стою, стою у стенки, вновь к ней прижатая его телом. Только не трепыхаюсь, а уже попросту реву, что есть сил, выливая все плоды своей истерики на его толстовку. Да и он молчит. Просто держит мои руки на всякий случай. Жаль, что это не может длиться вечно.

Кольцо его пальцев на моих руках постепенно слабнет, а он чуть отстраняется, стирая рукавом мокрые от слёз следы на моих покрасневших щеках.

— Психопатка. — Впервые слышу такую интонацию, и это немного пугает. Мне хочется улыбнуться, но я воздерживаюсь, поднимая на него взгляд и глядя в его глаза с притворным отвращением, всячески стараясь вспомнить, за что так сильно его ненавижу.

— Эй! — и снова гром среди ясного неба, только уже в лице Наташи. — Что ты ей сделал? — буквально врываясь в кабинет, она чуть откидывает от меня Миронова, с ужасом отмечая мой заплаканный вид. Блондин же, в свою очередь, недовольно закатывает глаза, но лишь на мгновение, будто стараясь не показывать желания продолжить наш эксцентричный момент до её появления.

— А вот и пропащая вернулась. — Опрометно возвращая свою пофигистичную непринуждённость на место, он разводит руками в стороны.

— Подумаешь, опоздала. — Я хоть и занята всё ещё своей нездоровой психикой, но меня настораживает тот факт, что моя Наташа оправдывается в своём опоздании перед человеком, которого, по её словам, иногда путает с пылью. — Пойдём отсюда. — Приобнимая меня, Нэт уже было хочет выйти, но в случае с блондином, уйти без его последнего слова — не лёгкое дело.

— Это вообще-то нечестно, ведь мы тут оказались только потому, что твоя подружка обещала дать мне по морде. — Вторая по счёту странность, когда его слова её останавливают. Господи, Наташа, ты то почему не можешь просто промолчать?

— Я вполне могу сделать это вместо неё, если тебе так не терпится быть униженным.

— Вот как... — то, что блондин закипает, я чувствую по его нарастающей в голосе интонации, но следующие его слова заставляют остановиться уже меня. — Ты смелость у Артёма одолжила, когда вы голые в его кроватке лежали?

А останавливаюсь я, потому что дальше попросту ноги не несут. Они каменеют, а вместе с тем, от услышанного каменеет и мой взгляд. Я таращусь на Нэт, наверное, вечность, ожидая, когда она фыркнет, плюнет в него, да всё что угодно сделает, но только скажет, что он просто идиот с непревзойдённой фантазией. Но этого не происходит.

— Наташ? — на миг ко мне возвращается дар речи, чего о моей подруге я сказать не могу. Проглотив язык, она медленно перемещает с меня взгляд на Глеба, чью улыбку мне не нужно видеть, чтобы сказать, что она есть.

— Упс. — И лёгкий смешок, как следствие. — Кажется, девочки, вам надо многое обсудить. — Чуть ли не вприпрыжку, он сходит с места, проходя между нами и подмигивая закипающей Наташе.

Я даже не знаю, хочу ли я слышать такое предсказуемое “Я всё объясню”, ибо объяснять уже нечего. Её реакция — это ничто иное, как абсолютное подтверждение Мироновским словам.

Хотя нет... Я хочу! Я хочу это слышать. Я хочу знать. Хочу знать, Наташа, ограничилась ли моя потеря близкого человека лишь моей матерью?