— Ноги сводит? — он снова забивает реплику, хотя сейчас нам приходится наблюдать сцену изнасилования, на которой я весьма так некстати ёрзать начала. Заносчивость Касселя меня завораживала во множестве его фильмов, и сейчас я очень неудачно забыла, что смотрю на всё это не одна.
— Заткнись. — Шикаю, толкая его ладонью в предплечье.
Блять, его мышцы... Нет, он не последний качок, наоборот даже, только до жути жилистый, рельефный. Я тут же одёргиваю руку, словно ожог схлопотала, заставляя себя вспомнить, что не прикасалась к нему уже довольно давно.
А он снова улыбается, делая в точности да наоборот и сползая по подушкам вниз. Теперь мы не наравне. Я то сижу практически, а вот он валяется, виляя полусогнутыми коленями и вскользь задевая мою ногу. Происходящая в номере отеля сцена в фильме уже не так притягивает, как сползший вместе с ним вверх кусок майки, оголяющий часть его живота с заметно проглядывающимися венами и куском татуировки. Блять. Жарко то как. Опять ёрзаю. Наташ, умоляю, прочти мои мысли и открой окно, не то я задохнусь. А он ненавязчиво так пальцы в гриву свою запускает, откидывая после руку и соприкасаясь, словно случайно, с моей ладонью. Мне дышать нечем, Наташа!
Благо, я вовремя вспоминаю, что мне Гремми полагается за мой талант выставлять себя дурой. И я не нахожу ничего умнее, кроме как в скором времени притвориться спящей, дабы уйти от ответной реакции и вообще от всего этого. В жопу этот фильм. И тебя туда же, Сименс.
Мне стоит прикрыть глаза, и организм делает всё за меня. Не один делает. С помощью царящего в нём алкоголя, разумеется. Я и правда невольно отключаюсь, но не полностью. Всё ещё слышу возню рядом, какие-то реплики из фильма, и даже вопрос Артёма, который интересуется, не хотим ли мы чего? Но этот тихий шум всё дальше от моего расслабленного сознания. Единственное, что чётко — так это чьи-то тёплые руки, которые поднимают меня с этого матраса. И щебетание Артёма. Что-то вроде: “Во второй спальне уложи...”
Глаза открывать даже не хочу. И не буду. По крайней мере, пока не буду ощущать под собой опоры. Мягкой такой опоры, которая приятно касается моего тела, когда блондин укладывает меня на кровать. И по абсолютной тишине мне удаётся вспомнить, что это — та самая единственная комната в доме Депо, где нет часов. Соответственно, и даже тихого тиканья секундной стрелки.
— Ты ведь не спишь. — А ты снова улыбаешься.
— Сплю. — Оскара мне. За тупость.
— Я хотел всё объяснить. — Очень вовремя, Миронов. Очень вовремя. — Но сделаю это только в том случае, если ты признаешься, что тебе меня не хватало. — О да, ты не самодовольный, у тебя просто кость ахуевшая.
— Не признаюсь. — Чёрт, я вообще-то хотела сказать, что не хватало. Точнее, не не хватало. Блять! Иди ты со своими каверзными вопросиками...
— Вот как? — беззлобно, даже задорно отвечает. — Я видел твои пропущенные, просто не мог ответить. — Бла-бла-бла. — И твои смс, которые и предавали мне стимул вернуться обратно. — Бла-бла-бла. — И если посчитать их количество, то можно предположить, что ты нехуёво так за мной скучала. — Бла, бла, бла!
— Очень правильно ты употребил это слово в прошедшем времени. — Рявкаю, прикусываю язык и разворачиваюсь на другой бок. Ибо если снова позволю себе посмотреть на него так, как раньше, то обратного пути уже не будет. А мне ведь просто хочется сказать ему, что я просто-напросто рада, что с ним всё хорошо. И обнять хочется. Но мне страшно. Не оттого страшно, что проиграю в непоколебимости самой себе, а оттого, что без этого уже не смогу.
Ненавижу тебя, Сименс! Просто свали из этой комнаты и не усложняй.
— Нина... — он тихо позвал, заставив меня вскинуть глаза и зачем-то вслушаться, что будет дальше.
Но слух мне для этого не понадобился. Понадобилось только осязание, чтобы ощутить, как он переворачивает меня на спину и сам же залезает на кровать, нависая надо мной, опираясь ладонями по разные стороны моих плеч. За что?
— Слезь с меня. — Я только говорю, но ничего не делаю. Просто продолжаю лежать, как бревно, обездвиженная его присутствием.
— Хочешь, чтобы я ушёл? — ну вот зачем? Зачем ты переспрашиваешь?
— Хочу. — Невинно отвечаю, хлопая глазами и пропуская по спине такой нежелательный холодок, когда он чуть сгибает руки в локтях, приближаясь ко мне, вероятно, чтобы лучше слышала.
— Всё такое же брехло. — Видимо, читая в моих глазах всё презрение, он сводит пухлые губы в полумесяц, освобождая свои руки от работы опорой и выпрямляя спину, восседая надо мной. — Чего тогда не сопротивляешься?
— Да плевать мне. — Ага, плевать. Да-да. — Хоть изнасилуй. — Не знаю даже, как это прозвучало. Как возглас безысходности, или, как просьба. Блять, о чём я вообще?
Но на заданный самой себе вопрос не отвечаю. Потому что перестаю думать. Да и соображать, в принципе, тоже. И виной этому всё тот же человек, который без всяческих раздумий стаскивает с себя майку, отбрасывая её далеко в сторону и снова нависая надо мной.
— Ну, раз ты так просишь...