Carus,или Тот, кто дорог своим друзьям

— Или еще кое-что, позволившее бы услышатьязык и сбросить вас вниз, — добавил Йерр.

— Великолепно! — вскричал А., внезапно придя в неистовое возбуждение, и разразился нескончаемым монологом. — Именно так: сбросить. С единственной оговоркой — любить то, что падает в бездну. Сыграть в желание уронить. Это как маленькие дети, которые еще не говорят и только-только научились стоять, держась за полки или перекладины стульев: они забавляются тем, что сбрасываютпредметы — хватают их и внезапно выпускают из рук; они разыгрывают сцену их потери, наслаждаясь своей властью над тем, что уронили; им приятно сознание, что они в любой момент могут покончить с этой зависимостью, с этой связью человека и вещи. А потом наблюдают с любопытством — нет, даже с важностью чиновников, — что происходит, когда вещь, миг назад принадлежавшая человеку, вдруг исчезает; когда то, что было связано с ним, вдруг развязывается; когда то, что он любил, уходит навсегда.

— Это еще похоже на игру в теннис, — сказал Йерр.

— Ну нет! — возразил Р.

— Почему же нет? — вмешалась Э. — Сходство есть, по крайней мере, в том нестандартном угле наклона, который образуют движения, свойственные некоему физическому телу, и в позиции данного тела по отношению к другим физическим телам. В теннисе это называется эффектом подрезанного мяча. Очень любопытного мяча — он посылается таким образом, что его отскок необычен, а иногда и просто неуловим… Вот и в данный момент мир для А. является таким порочным мячом, да и мы сами, разговаривая между собой, посылаем ему совершенно безнадежные подрезанные мячи.

— To есть, в итоге, депрессия для него — род противогрязевого устройства, — сказал Р.

— Противоударного, — поправил Йерр.

Томас заявил, что мы ведем себя недостойно.Перечень способов исцеления:

Наилучшее средство, по мнению Коэна, — сказать ему, что бояться абсолютно нечего. Что депрессия — это не трудный мяч.Что после дождя наступает хорошая погода, после страшного сна — пробуждение, а после зимы — лето. Что не следует драматизировать ситуацию.Что он вовсе не герой, обреченный на нечеловеческие испытания.

Вывод: пусть забудет о своих высоких переживаниях и мыслях о сверхъестественном, и пусть размышления о несчастье приносят ему только счастье.

Совет от вазира Птахопета[13], процитированный Божем. Нужно свободно свесить руки, согнуть спину и наклониться вперед: 1) очень низко, чтобы ничего перед собой не видеть, и 2) беззвучно, чтобы не растревожить силы зла.

Атака со стороны христиан: Марта и Коэн горячо порекомендовали внутреннее самоотречение.Именно старые католики выработали и ввели в практику наилучшие методы сознательного уничижения личности. Признание небытия; умаление собственного «я»; готовность к любым свидетельствам презрения и к преследованию со стороны окружающих; склонность ко всему гадкому, низкому, отвратительному; смирение перед превратностями судьбы; отказ от любого утешения, от любой опоры и послабления, от ценностей и друзей…

«Прекрасна эпоха, когда радости, приносимые мазохизмом, назывались добродетелью!» — сказал Рекруа. По его мнению, А. должен смиряться со своими страхами и благословлять их приход, точно явление ангела-хранителя… Надо, чтобы ему бросали в лицо: «Жалкое ничтожество, порочная тварь!» — и чтобы он с радостью принимал эти слова.

Марта заметила, что все эти старинные способы основывались, вероятно, на экономии головы[14]. Йерр чуть не умер со смеху.

— Что тут смешного? — спросила она. — Ведь, по сути дела, речь идет не о чем ином, как о взаимной жертвенности.

— Сие достигается отказом от любой критики, — произнес Коэн, подражая медоточивому и сострадательному тону священников. — Равно как и отказом от воспоминаний о предыдущем опыте, абсолютным очищением и оскудением разума, отринувшего всякое удовлетворение, вызванное таковым деянием. Лишь тогда человек достигает высшей степени пассивности, святого слабоумия, иными словами, абстрагируется от внешних факторов, погружаясь в простодушное бездействие и кроткое согласие…

Нами овладело веселье, смешанное с горячим вооду шевлением. Рекруа тщетно пытался умерить его:

— Как бы А. ни поступал, он будет стараться впустую. Ему не удастся разрешить проблему разлуки, составляющей суть рождения, и разлуки, создающей два пола посредством разлуки, которую составляет смерть.

Но мы никак не могли унять хохот. Йерр аплодировал стоя.

— Разве то, что оторвало желание от его объекта, невозмутимо продолжал наш проповедник, — не оторвало его навсегда от него самого? Тем не менее, — продолжал он велеречиво, — нет такого царства, где эта тройственная разлука, которая обеспечивает идентичность тех, кто живет, и тех, кто говорит, могла бы прийти к согласию без того, чтобы эта идентичность тотчас же не взорвалась, а это подобие единства не обратилось в прах!