Carus,или Тот, кто дорог своим друзьям

Он выглядел хуже, чем прежде. Едва приоткрыл глаза и чуть слышно шепнул, что ему нечего сообщить.Да и что тут сообщать, когда все безнадежно рухнуло?!Что может быть важно? Что может быть достойно сообщения? «Ничего, — повторял он, слабо покачивая головой, — ровно ничего». И еще раз: «Мне больше нечего сообщить».

Воскресенье, 14 января. Обедал с Коэном. Часа в четыре мы пошли на улицу Бак. Впервые я увидел Элизабет непричесанной, ее длинные черные волосы разметались по плечам. Лицо было горестно сморщено. Он выглядела измученной, сказала, что больше не может спать рядом с ним.

Он позволил нам войти. Чуть приподнял голову, откинув краешек простыни; его волосы тоже были растрепаны, лицо осунулось. С трудом повернувшись к Коэну, он тихо произнес:

— Новость о смерти, более угрожающей, чем когда-либо, уже просочилась наружу? Жизнь прекратилась, не так ли?

Коэн возразил, что жизнь не прерывалась ни на минуту.

— Как я могу вам верить? Вы просто не хотите меня огорчать. Щадите меня, да?

Появился Йерр в сопровождении Глэдис. Эта череда визитеров, как мне показалось, отнюдь не радовала Э. Они вошли в комнату. Внезапно А. охватило какое-то лихорадочное возбуждение.

Грудь, которую я сосал в давние времена, иссякла (тут Элизабет нервно хихикнула) и обратилась в прах (тут Коэн испуганно взглянул на меня). Те, кто меня породил и утверждал, что любит меня, нынче забыли все, вплоть до моего имени: вам известно, что они бесследно растворились в смерти? Так солнце обращает снег в воду! Так масло тает в жаркой печи! И так же они, некогда существовавшие, исчезли, растворились в небытии! Я покинут, — выкрикнул он, — и где же они? «Увы, где прошлогодний снег?»[27] Куда скрываются осы, цветы, мухи, сливы с наступлением зимы?

Он и впрямь казался растерянным. Правда, Коэн и Глэдис выглядели не лучше. Элизабет выпроводила нас из комнаты.

Губы у него дрожали, словно он собирался заплакать. Она осталась подле него.

Коэн нашел все это очень странным — хотя, может быть, и банальным. Й. заявил, что несчастье всегда толкает людей на банальности. Коэн привел древнее «как, в самом деле, не быть».Разве предназначение перестало быть банальностью? а смерть — неотступной? а страх — менее забытым? Разве все сказанное так уж бессмысленно?

Вошла Элизабет, лицо ее было мрачно. Он успокоился и заснул. Глэдис принесла чашки и открыла пакет со сладким хрустящим печеньем.

Потом Элизабет подала чай.

Понедельник, 15 января. Выходя из булочной, Йерр снова понес чепуху. Что это называется желчнойболезнью. Что от нее не так-то легко умереть. Что монахпревратился в анахорета.

Я даже не попрощался с ним.

Вторник, 16 января. Позвонил Бож, пригласил меня, вместе с Йерром и Глэдис, к себе в пятницу вечером.

Видел Марту и Элизабет, занятых покупками на рынке Бюси.

— Собственно говоря, ничто не может внушить страх, — говорила Марта. — И именно это самое ужасное, именно это и пугает сильнее всего — обоснованное подозрение, что вам грозят со всех сторон. Страх задним числом, страх перед грядущим, страх ко всему на свете. Когда он уляжется, сразу становится ясно, что все пугавшее нас вовсе не страшно. Все — то есть даже пустота, сменившая страх.

Приступы страха — это приступы истребления. И тогда вся природа меняет свою природу, всякая жизнь умирает, все рушится. <…>

— И приходит болезнь, — продолжала Марта, — и страх вырастает в той же мере, в какой мы его ждали. Это и нетерпение — слишком уж терпеливое, невыносимое, обреченное на невозможность узнать то, чего мы ждем, — и узнавание. Так часовой, который никого не видит в ночном мраке, но воображает присутствие чего-то неведомого, того, что приводит его в ужас, усугубленный вдвойне его напряжением, бдительно подстерегает появление неведомого врага…

Несомненно, эта угроза ослабнет, если, вместо того чтобы ожидать ее, предупредить ее, мы будем готовы ее принять.

К этому аргументу я отнесся весьма скептически.

Среда, 17 января. Зашел на улицу Бак. Карл и У., договорившись, тоже заглянули сюда.

— Уехать, — говорил ему Уинслидейл, — взять и уехать в США.

Героический ответ А.:

— Я не покину тонущий корабль. Сохраню во рту родной язык. И не дрогну до конца, встречу гибель со шпагой в руке.

Карл, обратясь к Уинслидейлу:

— Не давайте ему разумных советов, не говорите открытым текстом, это никогда не помогает. Если мы не знаем причин болезни, то как можно быть уверенными в результатах лечения? Нужно сказать, что любое отсутствие цели и любое отклонение предпочтительней всякой мишени и всякой надежды. Один древний художник говорил: «Если хочешь услышать птичье пение, вначале следует посадить дерево. И лишь когда распустятся цветы, можно увидеть слетающихся бабочек».