Casual

Я лежала в постели и размышляла о том, как в моей тридцатиметровой спальне могла уместиться двухкомнатная квартира моего детства. С кухней и совмещенным санузлом. Я мысленно чертила границы помещений, выкрадывая места для кладовки и гардеробной (не помню, были ли они там?), и у меня получался довольно просторный домик для Барби. Я населила его двумя детьми (у меня был брат), мамой и папой. Вышло здорово, если представить себя ребенком. Потом вообразила себя мамой — не так много уборки, потом папой — и уехала на футбол. На этом моя потребность фантазировать не исчерпалась, и я попыталась представить себя их собакой. В домике для Барби — двухкомнатной квартире с кухней и санузлом — моей спальне. Ничего не получалось. Не получалось представить себя и кошкой. Я подумала, что курение наркотиков плохо действует на воображение.

Я спустилась вниз. Всюду был порядок, в столовой сервирован чай.

— Завтракать будешь? — доброжелательно спросила Алекс. Она сидела на диване, листая «АД».

— Видела филиппинку? — поинтересовалась я.

Алекс кивнула. Видимо, филиппинка оставалась незримой только для меня.

Я позавтракала в полном молчании и отправилась на работу с Алекс за рулем. После вчерашнего недиетического вечера почки не болели, из чего я сделала вывод, что абсолютно здорова. Но на всякий случай порцию таблеток увеличила вдвое.

У меня ничего не получалось.

Моя идея с развозочной кампанией трещала по швам, как женская рубашка на качке-чемпионе.

Склады, с которыми я хотела работать, давно нашли себе других партнеров.

Магазины расторгали договоры со мной.

Я чувствовала себя маленькой девочкой, которая хотела накрасить губы, а вымазала все лицо.

Я качалась на ножках плюшевого кресла, и апатия делала плюшевой меня саму.

Мои мозги уютно свернулись в моей голове и, наверное, задремали.

Все мое тело, от плюшевых мозгов до педикюра, было пронизано тупым безразличием.

Рабочий день давно закончился, я осталась в офисе одна.

Как эксгибиционисты наслаждаются своей наготой, я наслаждалась своей грустью. Это было неправильно, но приятно. Мне казалось, что я сплю с открытыми глазами. Я боялась шевельнуться, потому что знала, что достаточно малейшего движения — и это оцепенение пройдет.

Мне хотелось пережить этот день и верилось, что завтра все образуется.

В дверь постучали. Я все время забывала про Алекс. Она принесла трубку: мне звонил водитель. И включила свет.

У его мамы гиперкриз. Ей надо в больницу. Им не на чем ее отвезти — машина сгорела. Не могу ли я прислать водителя?

Нет, не могу. Это опасно. Она должна оставаться дома.

— Пойми меня, — просила я больного, перепуганного человека, — возможно, за вашей квартирой следят. Мы не можем рисковать. Я пришлю вам доктора. Он будет рядом с ней, пока в этом будет необходимость.

Он молчал. Лучше бы он кричал и посылал матом меня и всех моих Вов и Крыс.

Он молчал. И мне захотелось быть рядом с ним, поддержать его в этой изнуряющей борьбе за принципы и покой. Или, может быть, мне хотелось, чтобы он поддерживал меня?

Я позвонила своему врачу. Он обещал сделать все, что в его силах.

Все это время Алекс находилась в кабинете.

«Бедная девочка, — подумала я. — За два рабочих дня и тебе наркотики, и виляние перед ГАИ, и больная старушка, которую могут убить, и я — часами качаюсь в плюшевом кресле».

— Ты что-нибудь ела? — спросила я.

— Да. Вместе со всеми. — Она махнула в сторону приемной.

— Подожди меня. Скоро поедем.

Я решила отправиться к Веронике. Забраться с ногами в кресло в ее темном, зашторенном кабинете и укрыться от всего мира. Может быть, даже поплакать вместе. Как бонусный зайчик в игровом автомате, перед глазами всплыл Игорь. Конечно, он уже дома.

Лучше поехать к Лене. Сесть перед камином и, глядя на сумасшедшую пляску огня, потягивать красное вино из огромных бокалов. И обсуждать мужиков, какое они все дерьмо. И жизнь тоже. Только это вино и этот огонь имеют смысл.

По ее «алле» я поняла, что она не одна. Конечно, у нее же роман. Как это неудобно, когда в жизни твоей подруги появляется мужчина.

Поехать туда — значит почувствовать себя актером, который вышел на сцену, не прочитав пьесы.

Я повесила трубку, не сказав ни слова. Перспектива зарыться в мягкие подушки Катиного Provazi перед телевизором показалась мне более привлекательной. Ее расчетливый ум быстро разложит мои беды, как уравнение, на составные; перемножит, разделит, вычтет корень и определит процент; получит в итоге число «пи» и убедит меня в том, что все вопросы мы уже решили.

Она собралась на вечеринку «ДОН-Строя» со своим олигархом.

— Он дал мне всего полтора часа на сборы! — возмущалась она, и ее голос дрожал от возбуждения. — Как ты думаешь, чего он от меня хочет?

— Любви, — ответила я. — После того как генералы завоевывают все земли, которые возможно, они возвращаются домой.