Cемиотика культуры

2. Семический код – код характеров; его единицами являются «семы», то есть «единицы смысла», обозначающие у Барта, более конкретно, черты характера и душевные состояния действующих лиц. Описание какого-либо действия часто отсылает сразу к двум кодам – акциональному и семическому, сообщает о самих событиях и об их психологических мотивах; они могут даже накладываться друг на друга в пределах одного слова. Пример, разбираемый соратником Барта Жераром Женеттом (1930–2018): сравним две повествовательные фразы – «человек подошел к столу и взял нож» и «человек подошел к столу и схватил нож»[95]. Они описывают физически сходные действия, но, как мы чувствуем, включаются в разные нарративные последовательности и могут иметь разное продолжение: «взятый» нож, скорее всего, будет использоваться для каких-то повседневных целей, например для еды, а «схваченный» нож заставляет предчувствовать поножовщину. Дело в том, что в глаголе «схватил» заключено два сообщения, отсылающих к разным кодам: а) сообщение о действии, которое относится к акциональному коду (скорее всего, это не ядерная функция, а катализ – основное действие произойдет позднее), b) психологическая сема, то есть сообщение если не о постоянном характере, то о моментальном душевном состоянии персонажа, совершающего действие. Перед нами типичный пример вторичных операций со знаками: коннотативное сообщение семического кода как бы написано поверх денотативного сообщения акционального кода.

3. Герменевтический код – код загадки/разгадки; его единицами являются мотивы познания, тайны и ее постепенного раскрытия. Этот код заставляет читателя стремиться к концу рассказа, интересоваться тем, что выяснится в финале. Есть особые литературные жанры, где господствует именно герменевтический код, – например, детектив или роман тайн, в которых читатель ждет не столько решительных действий, сколько разрешения некоей влекущей загадки. Примеры повествовательного мотива, отсылающего к герменевтическому коду: обнаружение трупа в начале детектива – кто и почему совершил убийство? Или даже простое появление в рассказе нового, ранее неизвестного действующего лица: кто он/она, какую роль сыграет в дальнейшем?

4. Код культуры — у Барта им обозначается конкретная категория текстуальных элементов: знаки, отсылающие к общему знанию, расхожим мнениям той или иной культуры. В числе единиц этого кода – пословицы, вводимые в текст и иногда даже служащие его заголовком, как в комедиях Мюссе или Островского (ср. также пословицу-эпиграф к «Ревизору» Гоголя: «На зеркало неча пенять, коли рожа крива»), или же образцы типизации людей и событий – например, знаменитые бальзаковские описания персонажей, начинающиеся словами «это была одна из тех женщин, которые…». Обычно такие мотивы отсылают не к научным, строго проверяемым идеям и классификациям, а к «житейской мудрости», которая вроде бы не нуждается в логической проверке, к «истинам, не требующим доказательства». Такие единицы выражены иногда прямо, но еще чаще намеками, в качестве коннотативных значений текста. Код культуры характеризует среду, к которой принадлежит предполагаемый читатель текста; благодаря знакам этого кода он убеждается, что разделяет с автором или рассказчиком общие представления о жизни.

5. Символический код состоит из трудно определяемых единиц, связанных с переосмысленным у Барта психоанализом Жака Лакана. Эти единицы можно приблизительно охарактеризовать как экзистенциальные мотивы, выражающие личностную неполноту человека: смертность, ограничивающую его жизнь, сексуальность, требующую искать себе «вторую половину». Они особенно явственно выступают в фантастических рассказах романтизма – например, в гоголевском «Вие», где опасная сексуальность воплощена в фигуре Панночки, а ужас смерти – в хтоническом демоне Вие. Такой код описывает общую глубинную структуру личности, которую читатели или кинозрители разделяют с персонажем. На уровне акционального кода мы можем не иметь ничего общего с его действиями (например, он переживает опасные приключения, а мы читаем о нем, удобно сидя в кресле); на уровне семического кода мы можем не иметь ничего общего с его характером (например, он благородный герой или, наоборот, злодей, а мы средние добропорядочные люди); на уровне герменевтического кода мы можем мало интересоваться загадкой, которую он разгадывает (например, считать ее элементарно простой, с заранее ясным решением); мы можем даже не иметь с ним общего кода культуры (он – человек другой эпохи, другой нации, мы с трудом осваиваемся в мире его представлений; другое дело, что у нас должен быть общий культурный код с автором рассказа). Предполагается, однако, что у нас с этим человеком одни и те же экзистенциальные проблемы, позволяющие сопереживать его душевному опыту.