Cезон любви на дельфиньем озере

Идти было легко – жара спала. Настроение у меня было какое-то расслабленное; Сергей обнял меня за плечи, и мне это даже понравилось. Физически меня всегда тянуло к Сергею, но это не имело значения, потому что никаких иных чувств к нему, кроме дружеских, я уже не испытывала. Где-то в километре от базы перед нами материализовались две фигуры; мне показалось, что они возникли прямо из воздуха, но на самом деле, конечно, они вышли из-за кустов. Это были пограничники, и я убедилась, что Сергей был прав, когда не хотел отпускать меня одну. Его они, конечно, сразу узнали, он представил им меня – не как жену и не как бывшую жену, а просто как "Татьяну, которая будет работать на биостанции", угостил их сигаретами, и дальше мы без помех добрались до базы. Лагерь уже погрузился в темноту, народ то ли спал, то ли где-то гулял. Только на столбе у ворот ярко горела электрическая лампа; я не знаю, что нашло на Сережу – наверное, его обычное фанфаронство – но только он меня облапил нежнейшим образом и долго, со вкусом целовал прямо на залитой светом площадке у ворот, на виду у всей станции – если, конечно, кто-то захотел бы на нас посмотреть. Впрочем, я не очень-то сопротивлялась… Я уже успела забыть, как искусно целуется мой бывший муж, и с удовольствием об этом вспомнила.

Потом он отправился назад, а я пробралась в домик Ванды; она уже спала, спал и ворчливо приветствовавший меня в полудреме Тошка, но постель для меня моя заботливая тетушка приготовить не забыла. Я рухнула на койку – и провалилась в сон. Я спала в ту ночь, как говорится, без задних ног, и мне ничего не снилось.

Утром тело Сергея нашли в озере, в вольере сивучей. Он плавал на поверхности воды лицом вниз; когда его тело вытащили на берег, то обнаружили на нем рваные раны.

2. Расследование

О смерти Сергея мне сообщили рано утром – то есть для меня это было рано, восемь часов, когда только-только прозвенел гонг на подъем. В дверь домика кто-то постучал, залаял Тошка, потом зашла Ванда (у нее уже был совершенно проснувшийся, умытый и прибранный вид), что-то хотела сказать, но не успела: тотчас вслед за ней вошли Антонов и незнакомый мне мужчина в военной форме, очевидно, пограничник; Антонов же и обратился ко мне;

– Соберись, Татьяна. Случилось несчастье…

Его слова повергли меня в шок, и почему-то мне сразу захотелось бежать. Я и побежала, в чем была – в шортах поверх купальника – я побежала с такой быстротой, как будто от этого зависела моя жизнь – или как будто где-то в глубине души я еще надеялась спасти Сергея. "Глупость какая-то! Сережа не мог утонуть! Кто угодно, только не он!" – такие мысли вертелись у меня в голове, когда я выбежала из лагеря, пробежала мимо погранзаставы и с разбегу стала карабкаться по шедшей почти отвесно вверх тропе, чтобы срезать значительную часть пути. Наконец, запыхавшаяся и ободранная – тропинка, которой уже давно почти не пользовались, заросла колючками – я выскочила на верхнюю дорогу, и тут меня подобрали Антонов и начальник биостанции Максим на "муравье" 1. Пока мы бодро тряслись по колдобинам, нас обогнал выкрашенный в защитный цвет уазик пограничников, в котором я заметила Тахира Рахманова.

Мы приехали на место происшествия почти самыми последними. Сергей лежал у самых трибун, полуприкрытый брезентом; растолкав стоявших вокруг него и тихо между собой переговаривавшихся мужчин, я подошла к нему и стала на колени, чтобы лучше его рассмотреть. Машинально я отметила, что на нем была та же самая майка, в которой он был вчера. Да, Сергей был мертв, в этом не было сомнений; но, в отличие от других мертвецов, которых я имела возможность наблюдать, смерть его не испортила и не исказила его черты – наоборот, на его лице было написано какое-то умиротворение, которое никогда не было ему присуще при жизни, и это делало его почти красивым. Широко распахнутые глаза глядели в небо; я нагнулась, чтобы их закрыть – я помнила, что глаза у умерших полагается закрывать – но тут меня оттащили в сторону. Кто-то из тренеров завел меня в тренерскую и предложил мне сигарету.

Теперь мне забавно – если только можно применить такое фривольное слово к тем трагическим обстоятельствам – вспоминать свои реакции и поведение в тот памятный день. С одной стороны, я никак не могла примириться с тем, что Сергей, который еще вчера так нежно и чувственно меня целовал, жар чьего чересчур живого, так хорошо мне знакомого тела воспламенял меня через одежду, теперь уже не живет. С другой стороны, я чувствовала себя какой-то ущербной и бесчувственной оттого, что я, как мне казалось, не испытывала должного горя от смерти мужа, хотя и бывшего. И, наконец, меня страшил тот момент, когда я должна буду сесть в машину скорой помощи и сопровождать его тело в Новороссийск, а потом и еще дальше, в Москву. Как ни странно, именно это меня расстраивало больше всего – как будто, соприкоснувшись со смертью, я всеми силами старалась отодвинуть ее подальше от себя и о ней не думать.