Ч. З. Р. Т.

— Он сразу как оклемался от удара, остановил проезжавшее ландо. Господа не хотели притормаживать, мало ли чего удумал здоровенный мужик с окровавленной рожей. Но кучер бросился наперерез и повис на лошадиных мордах. Схватил фонарь, не спрашивая дозволения, и кинулся следы разглядывать… Да вы не сомневайтесь. Проверили залетного, сходится его история. Давайте уж докончим письмо? «Тело Сомова нашли в два часа ночи на окраине города. Он сидел в угнанной коляске, но совершенно голый. Судя по синякам на груди и ссадинам на голове, надворного советника незадолго до того сшибла упряжка. Судебный доктор подтвердил, что именно это послужило причиной гибели. Одежду так и не обнаружили, хотя два взвода городовых до утра обыскивали окрестности. В этом запутанном преступлении так много непонятного и необъяснимого, что следствие зашло в тупик и нуждается в вашей помощи…»

— Дальше можно не читать, — перебил Куманцов. — Пусть московский разумник пораскинет мозгами. Мы‑то уж сломали головы, а вопросов все одно больше, чем ответов. Если Сомова сбил проезжающий экипаж, то зачем труп усадили на облучок? Куда подевалась одежда этого безумца? Кто стоит за этим преступлением? И что означают буквы на газетной странице?

— Мне‑то откуда знать?! — лениво откликнулся Волгин, выныривая из тревожных снов. — А буквы эти — обычная белиберда. Сомов был больной на всю голову. Начнете искать в них смысл, сами умом тронетесь.

Статский советник отмахнулся от пьяного помощника и набросился на помощника трезвого.

— А ты отправил в Москву описание газеты?

— Лучше, — улыбнулся следователь. — Я послал господину Мармеладову саму газету.

— Вещественными доказательствами разбрасываешься? Она же приобщена к делу! А если этот сыщик, будь он неладен, сожжет конверт в камине, не распечатывая? Что я тогда скажу министру?

— Ой, да вам и так сказать нечего, — хмыкнул Лаптев, но увидев багровеющее лицо начальника, поспешил успокоить. — Не волнуйтесь, вещественное доказательство осталось у нас. Вот, глядите!

Он выдернул из папки сложенную вчетверо газетную страницу.

— Но я купил тот же самый номер «Петербургского листка», скопировал надпись, сделанную Сомовым, и вложил в конверт.

— А, это ты ловко придумал, — Куманцов развернул газету и скорчил брезгливую гримасу. — Не понимаю я людей, которые выписывают «Листок» для домашнего чтения. Этой дешевке место в распивочных, где дворники и приказчики из мелких лавчонок с азартом обсуждают сплетни. Вот там эти, с позволения сказать, городские новости идут на ура.

Он уже раз десять или двенадцать перечитал треклятую страницу, желая разобраться: что стоит за размашистой надписью «Ч. З. Р. Т.». Но подсказки не встретились. Тут всего‑то шесть заметок и все — весьма сомнительного толка. Открывает полосу отчет о годовом собрании Общества охранения здоровья женщин. Неужели и такое есть? Впрочем, ничего удивительного, в столице сейчас не продохнуть от различных обществ и комитетов. Может быть, Сомов усмотрел намек на заговор в этих строчках?

«Здесь собралось много представительниц прекрасного пола, но, к величайшему сожалению, почти все они были в корсетах, с тонкими перетянутыми талиями… Общество ведет упорную борьбу с этим злейшим врагом рода человеческого, но… убедить женщину путем разумных объяснений во вреде корсета, очевидно, нет возможности».

Взгляд статского советника скользнул вниз и завяз в обширном фельетоне о зубных докторах.

«В некоторых домах на Невском проспекте дантисты живут чуть ли не дюжинами. В каждом этаже по два, а то и больше. „Неужели на всех хватает клиентов?“ — как‑то задал я вопрос одному из них. „Как видите“, — последовал ответ. Плохие зубы и лысина — вот две вещи, неразлучные с цивилизацией. Однако в Петербурге дантистом может сделаться каждый, имеющий в своем распоряжении небольшую сумму и развязность…»