Чабор (СИ)

Он, чей взгляд убивал или вселял боль и страх в тысячи сердец, вдруг оторопел! Жалкий сайвок, которого он хотел утопить, будто слепого котёнка, прямо на его глазах превратился в ужасное лесное чудище с лапами гигантского жука, головой рыси и мощным телом зубра, которое покрывали плотные пластины костяного панциря!

Как ни силился Сглаз удержаться на его спине — не удержался, как ни старался заглянуть ему в глаза — не успел. Страшный удар звериной лапы словно сухие ветки сломал слабые руки карлика, разрываемые в клочья осколками собственных костей. Из многочисленных ран хлынула чёрная кровь. В следующий же миг лесное чудовище обрушило свой огромный кулак, увенчанный длинным, как нож, костяным шипом, в грудь Сглаза. Карлик рухнул на землю, заклокотал горлом, переполненным ядовитой кровью, а чудище схватило его голову и тем же шипом поочередно выкололо оба страшных глаза верного слуги и помощника колдуна Поклада.

Сглаз забился в агонии, утопая в жирной луже собственной крови, перемешанной с болотной водой. Чёрная Душа горбатого злодея, будто кусок протухшего мяса, кишащий червями, покатилась вглубь земли, к ногам Хозяина Тёмного мира, гнить и тлеть вечно…

Страшное лесное чудовище вдруг качнулось на мощных, кривых ногах, сделало шаг назад и гулко упало на спину, медленно превращаясь в крохотного и перепачканного болотной грязью сайвока Водара…

Дарья, спрятавшись за спину своего возлюбленного, дрожала, как осиновый лист. Конечно, ведь даже представить себе невозможно, каково наблюдать со стороны за подобным? Берег и Всенежа были рядом и тоже следили за происходящим открыв рты…

Когда же всё прекратилось и ни рык, ни предсмертный крик уже не нарушали тишину перепуганного невиданной схваткой леса, четвёрка путников осторожно подобралась ближе и увидела два тела, лежащих неподвижно.

— А ведь мы ещё даже до Берецкого леса не дошли, — прошептала перепуганная Дарья. — Берецкий-то там, за болотом начинается. О, Перун Великий, говорили мне люди, а я не верила. Что ж тогда в колдуновых владениях творится, коли уж перед ними такая чертовщина?

— Не причитай, — отмахнулся волхв, осторожно направляясь к неподвижным телам…

— Занни-гунди-шоонти-шокти. Занни-гунди-шоонти-шокти, — читал в это время древние заклинания тёмный колдун Поклад. Он поднимал над огромным котлом со зловонным варевом сухие узловатые руки, трясся, закатывая в колдовстве глаза и сверкая из-под приоткрытых век безжизненными белками. Приближалось сладостное состояние блаженства. Будто сам Хозяин Тёмного мира простирал свои персты над головой своего верного слуги. В каждой частичке его древнего тела текла радость предвкушения того, что прекрасный лик Саваофа-Иговы сейчас явится к нему в видении.

И вот уже тянет чёрные тучи от горизонта до горизонта, вот уже белые черви выползают из могильных холмов приветствовать самого Хозяина Тьмы, вот уже Души грешников несут его носилки, прибитые к их рукам гвоздями — и!..

Будто гром разорвал вокруг небесную плоть! Сладостное видение рухнуло к ногам колдуна с шипением и вонью. Кощей проворно отпрыгнул в дальний угол и тут же метнулся к двери, срывая на ходу с себя наполненные кипятком сапоги. Гримаса боли набросила синюшную тень на его испещрённое морщинами лицо.

Такого просто не могло быть! Как?! Как могло случиться, чтобы сам по себе лопнул железный котёл? Превозмогая жуткую боль, колдун добрался до ближайшего пня и сел на него, уже ничуть не сомневаясь в том, что произошло что-то страшное.

— Это мой враг, — стонал Поклад, — это он нашёл меня. Но как?! Даже Вершина не нашёл бы меня здесь. О! — морщась от боли, выдохнул колдун. — Я знаю, знаю, что ведёт этого мальчишку по моему следу.

Ну, ничего. Я устрою тебе встречу — прощание. Вся земля поднимется против тебя, каждая былинка, каждый человечек возьмёт в руки рогатину или меч, нальётся моей мощью и хитростью.

Время моим волоскам и ноготкам повариться. Этого сосунка простым «сжитьём — гнильём» не возьмешь, перекопай хоть все погосты…. Вари-и-и-ить, варить ему, чтоб наверняка, — стонал колдун, нежно касаясь вспухающей волдырями кожи своих ошпаренных коленей. — Тебя сожрут в этих лесах, как гусеницу в муравейнике, как…. Да, м-м-м, варить, — шипел колдун, медленно переводя взгляд на распахнутую дверь своего жилища, из которой валил густой пар.

Поклад с трудом поднялся. Ноги отказывались его слушаться, тряслись, словно в лихорадке. И вдруг он схватил себя за голову, будто она была тем самым котлом, который только что лопнул.

— Сгла-а-а-аз!!! — едва не разрывая горло отчаянным воплем, закричал колдун. — Сгла-а-а-аз!!!

Он упал на землю, корчась в страшных судорогах, и долго лежал так, пока окончательно не понял, что в его дом пришла беда. Старый колдун на карачках вполз в жилище, вытащил из-под гнилой дерюги семистрел, зарядил его жертвенной кровью из чаши, оставшейся после вчерашнего избавления одной крестьянки от нежелательного плода, и с замиранием сердца пустил тонкие волшебные стрелки по кругу, даже позабыв в спешке разложить под семистрелом карты.