Чай из трилистника

"9 апреля. В Кенсингтонский музей. <…> Сделал следующие заметки о самоцветах. Берилл: водянисто-зеленый; сердолик: насыщенный красно-телесный, индийская киноварь; альмандин: лиловато-красный; халцедон: либо молочноголубой, либо переливчатый сине-зеленый, либо сине-зеленый с искорками, либо тусклый желто-зеленый, тусклый оливковый, сиреневый, белый; гиацинт: коричневато-красный, тусклый рыжевато-багровый; хризопраз: красивый полупрозрачный зеленый либо тусклый с темными замутнениями; сардоникс: молочно-голубые чешуйки в коричневом; топаз: белый, краповый, вишневый, желтый, бледно-голубой, цвета желтофиоли; сардер показался лиловато-черным; яшма, или халцедон: тусклый телесно-коричневый; хризолит: синеватый с желтым проблеском или наоборот, также бледный желто-зеленый, также прозрачный желтый; цимофан: прекрасный камень, прекрасное имя".

Давайте сравним это любование самоцветами с видением нового Иерусалима, описанным святым апостолом Иоанном в «Откровении»:

"Основания стены города украшены всякими драгоценными камнями: основание первое — яспис, второе — сапфир, третье — халкидон, четвертое смарагд, пятое — сардоникс, шестое — сардолик, седьмое — хризолиф, восьмое вирилл, девятое — топаз, десятое — хрисопрас, одиннадцатое- гиацинт, двенадцатое- аметист".

Это — драгоценные камни в венце Бога Отца, как изобразил их Ян ван Эйк

на большом Гентском алтаре. Они — символы непреходящей славы Единой, Святой, Вселенской и Апостольской Римской Церкви. Они — свет очей. Они озаряют новый Иерусалим, который мы воздвигнем — с вашей помощью — на земле Ирландии, зеленой и счастливой[50]. Артур Конан Дойл родился католиком, Хопкинс стал католиком, Уайлд умер католиком; здесь мы все, как один, католики.

74. ГВОЗДИКА

Селестин умолк, вынул из кармана носовой платок и утер слезу. Совладав наконец с чувствами, он продолжил. Об Уайлде говорят, что речь его была убедительной и изумляющей, волшебным образом превращавшей немыслимое в достоверную истину. Из сказки он делал реальное событие, а в реальном событии находил сказку. Представим себе, как он выглядел в тот лондонский вечер рядом с Конан Дойлом: Дойл — в благообразной твидовой тройке, на Уайлде — галстук-шарф зеленоватого шелка, в котором поблескивает аметистовая заколка, в петлице — зеленая гвоздика, а в глазах время от времени отражается то золотой кончик египетской сигареты, то зеленая вспышка перстня со скарабеем.

В "Мемуарах и воспоминаниях", опубликованных в 1924 году, Конан Дойл оставил краткую заметку об этой встрече. Уайлд, пишет он, отличался любопытной точностью высказываний, тонким чувством юмора и искусством легкими жестами иллюстрировать, что он имеет в виду, и был в этом совершенно неподражаем. Воспроизвести эффект в полной мере невозможно, однако Дойл вспоминает, как во время обсуждения войн будущего Уайлд сказал: "От каждой из сторон к линии огня будет подходить химик с колбой", — а его поднятая рука и лаконичная мимика сотворили живой, гротескный образ.

Описание дальнейших событий вечера в издание не вошло, но вы можете справиться по оригиналу, который хранится здесь вместе с рукописью " Пришествия фей", другого труда Конан Дойла, законченного в 1922 году, где он постулирует существование вселенной бесконечных вибраций за пределами цветового спектра, ограничивающего диапазон нашего зрения. В этом он был прав. Его ошибка состояла не в том, что он верил в фей, а в том, что поверил двум детям, которые якобы их сфотографировали.

Однако вернемся ко встрече Уайлда с Конан Дойлом. На вопрос о том, какие химикаты могут быть использованы в грядущих войнах, Уайлд, подумав, ответил, что не видит смысла в сложном производственном оборудовании. У его собственной матери был рецепт — здесь он на мгновение принял облик Сперанцы[A51], высокой, бледной, величественной и загадочной в своей черной кружевной мантилье, — травяного настоя, которым с ней поделилась одна старуха с Севера: приняв его, каждый видит мир сквозь розовые очки, или, скорее, зеленые, поскольку называют настой Чаем из трилистника. Это истинная панацея, сводящая на нет любое проявление враждебных намерений, потому что отведавший ее стремится видеть мир как искусство, а не как жизнь, которая неизбежно заканчивается смертью. В будущем, провозгласил Уайлд, народы будут сеять мир, а не войну. Достаточно впрыснуть эликсир Сперанцы в лондонский водопровод, и полдничный ритуал средних классов действительно превратится в "высокий чай". А затем Ирландия предоставит Англии Гомруль под эмблемой зеленой розы. [52]