Чай с лимоном

Восемь девятьсот шестнадцать… Я набрал его быстро и легко. Парадокс заключался в том, что даже номера лучших друзей я на память не знал, поскольку они всегда были в «избранных», а вот записать тёщу в телефон я не решался, так как «Тёща» – звучало грубо и могло вызвать скандал с Аней, а «Ольга Александровна» – выглядело чересчур официально и раздражало меня самого.

– Аппарат абонента временно заблокирован, – отчитался механический голос в трубке.

– Ну вот, здрасьте! – протянул я, поскольку таких случаев в моей практике с тёщей еще не было.

От безнадежности ситуации, а также в силу одолевавшего меня чувства голода я заехал в «Макдональдс» и съел чизбургер с картошкой. Солнце по-прежнему светило тёплыми лучами, лёгкий ветерок теребил почерневшие от автомобильного смога листочки московских тополей. Сквозь чистое окно «Макдака», как мы по-свойски называли его с друзьями, я смотрел на припаркованный старый убогий «Форд», явно немытый много месяцев подряд. Его ржавый вид вызывал жалость. В рядах дорогих столичных иномарок он сильно выделялся, вызывая раздражение окружающих.

Допив «Колу» и умыв в туалете всё ещё припухшее лицо, я принял решение съездить на мойку. Нельзя сказать, что я был сильно чистоплотен, но позволить себе ездить на столь грязном автомобиле по тёплой осенней Москве я точно не мог!

– Триста двадцать рублей без ковриков, – на плохом русском произнёс темноволосый мужчина с большим золотым перстнем на пальце. – За коврики ещё пятьдесят.

– Давайте с ковриками, – решил я, – и мусор весь выгребите, пожалуйста.

Примерно через двадцать минут я снова сидел в кресле «Форда», глядя на окружающее меня пространство сквозь более-менее чистое стекло. В салоне по-прежнему пахло старьём и затхлостью, хоть и было гораздо чище. Я пересчитал остаток денег. В кармане оставалось сто двадцать рублей и какие-то копейки.

Солнце всё также освещало город яркими лучами, воскресные улицы были ещё более пустыми, чем в субботу. Дворников во дворах не было, автомобильных пробок – тоже. По широким тротуарам гуляли женщины с детьми, иногда – с мужьями, кто-то – с собакой, периодически на полупустых остановках можно было встретить греющихся на солнце бомжей, на центральных улицах – поливальные машины.

Не прошло и двадцати минут, как я снова заруливал в арку собственного дома. Лучшего варианта, чем просто отлежаться до вечера, обмысливая случившееся и ожидая звонка Романа, я не нашёл. Бросив автомобиль на том же месте, где обнаружил его несколькими часами ранее, я закрыл дверь ключом и вошёл в подъезд.

– Лёша! – неожиданно окликнул меня престарелый женский голос. Я замер и обернулся.

Подъездная консьержка, Алевтина Михайловна – женщина лет шестидесяти, в широком хлопчатобумажном цветастом халате и тапочках, с завитыми, по всей видимости бигудями, кудрявыми волосами, с толстой замызганной книжкой Улицкой в руках – смотрела на меня из-под низко опущенных на нос очков слегка испуганным взглядом.

– Добрый день, Алевтина Михайловна, – спокойно сказал я. – Что, Анюта забыла отдать за сентябрь? – Я хорошо знал, что Алевтина Михайловна выходит из своей застеклённой, пропахшей едой и собачатиной будки только для того, чтобы собрать деньги за собственную работу с должников. Вопросами всех коммунальных платежей в нашей семье занималась Анюта.

Алевтина Михайловна по-прежнему смотрела на меня холодным непонимающим взглядом.

– Нет, Лёшенька, – сказала она, поправив спадающие очки и подойдя ближе, – ты мне денюжки за июнь ещё не отдал, хотя обещал. – На её лице засветилась довольная ухмылка. – Ты мальчик хороший, отдашь, я подожду. – Она сделала ещё один шаг мне навстречу. – К тебе тут ребята какие-то приезжали час назад…

– Какие ребята? – переспросил я, поскольку абсолютно точно никого в воскресенье не ждал.

– Не знаю, какие. Они тебя спрашивали. Семь человек. Я точно посчитала. – Алевтина Михайловна снова заволновалась.

– Точно меня? – перебил я её.

– Да кого ж ещё? Ты же знаешь, у нас в подъезде кроме тебя и Людкиного Лёшки нет больше никого. Да и квартиру они твою точно назвали. Спрашивали, куда уехал, когда вернёшься… Странные какие-то ребята… – Она сделала паузу.

– Что-то передали мне? – Я перебирал в голове всех знакомых, пытаясь понять, кто же мог ко мне заявиться.

– Нет, Лёшенька, ничего не сказали. Я лишь слышала, как один из них, самый здоровый, говорил другому, такому лысому, что вернутся вечером. А больше ничего. Хлопнули дверью и ушли. – Она снова прервалась, словно вспоминая о произошедшем в очередной раз. – Наследили только…

– Ясно, – протянул я, – значит, вечером?

– Лёшенька, страшные ребята какие! С палками все, двое лысых, один с лицом опухшим, алкаш какой-то. Может, мне милицию вызвать? – почти шёпотом сказала Алевтина Михайловна, словно её подслушивали.

– Да что вы! Не надо! Не беспокойтесь! – ответил я и быстрыми шагами направился к лифту.

– А денюжки-то когда отдашь? – противным голосом закричала консьержка, когда я уже стоял в кабине лифта.

– Скоро, Алевтина Михайловна, скоро! – громко ответил я. Двери лифта закрылись сухим лязгом.