Он знал от бабушки, что нет большего оскорбления, чем отказ от еды; Розу и так уже задела жалоба Мелиссы, отвергнуть ее извинения было бы непростительно.
– Нечего там, – презрительно сказала Мелисса. – Тебе просто нужен очередной предлог обожраться. Вот увидишь, нам в конце концов придется за это платить; неужели ты думаешь, что она все это бесплатно принесла?
Джек положил в рот кусочек рыбы, шелковой от вина, масла и пряностей.
– Восхитительно, – нарочно сказал он, и Роза, которая как раз в этот момент явилась с хлебом, покраснела от удовольствия.
Она и правда толстая, подумал он, но теперь до него дошло, что она довольно привлекательная женщина: идеальная кожа цвета кофе с молоком; блестящие черные волосы стянуты свободным узлом на затылке, и небольшие отсыревшие прядки обрамляют лицо. Груди под чистейшим белым фартуком – как пуховые подушки, и, когда она склонилась, чтобы положить ему еще тушеной рыбы, он учуял запах ванили, озона и пекущегося хлеба от ее гладких загорелых рук.
– Ты только посмотри на себя, – тихо сказала Мелисса, когда он стал зачерпывать оставшийся соус пустой раковиной от мидии и выливать в рот. – Можно подумать, ты неделю не ел.
Джек пожал плечами и отломил голову креветке. Сочное розовое мясо пропиталось вином и пряным маслом.
– Омерзительно, – сказала Мелисса, когда он высосал соки из креветочьей головы, оставив скорлупу на краю тарелки. – Ты омерзителен, и я хочу обратно в гостиницу.
– Я еще не закончил. Хочешь идти – иди.
Мелисса не ответила. Джек прекрасно знал, что она без него не уйдет: дневной Неаполь был ей неприятен, а ночной – наводил ужас. Она сжала губы – это ей страшно не идет, подумал Джек, приступая к куску морского черта, она становится как две капли воды похожа на свою мать – и пару минут сидела с мученическим лицом, подчеркнуто не глядя на Джека, что его вполне устраивало.
Роза в это время стояла в углу зала, раскладывая какие-то фрукты на большом керамическом блюде. От кухонного жара ее щеки раскраснелись, и это выглядело роскошно и экзотично, словно румянец на боках спелого нектарина. Она повернулась к Джеку и улыбнулась ему (но не раньше, чем он успел хорошенько разглядеть крутой изгиб ее ягодиц под облегающим платьем официантки), и он поразился, поняв, что она молода. Сначала он решил, что она – женщина средних лет; но теперь он ясно видел, что она ровесница Мелиссы, а может, и моложе. По правде сказать, теперь, задумавшись об этом, он понял, что у самой Мелиссы вид какой-то замученный: кожа сухая, слегка обгоревшая на солнце, и между выщипанными бровями неприятная двойная морщинка. Это старило Мелиссу: с виду она была не нежной, а суховатой, как пережаренная курица. Он знал, что несколько недель перед свадьбой она сидела на диете; платье было восьмого размера, хотя она обычно носит десятый, и вырез декольте открывал просторы неровной плоти, среди которых отчетливо виднелись кости грудины.
Потом он обнаружил, что она носит в лифчике гелевые прокладки, чтобы меж грудями получалась ложбинка – эти прокладки называют «куриное филе», мрачно думал он, вспоминая момент открытия. Открытие было довольно неприятным: Джеку нравились женщины с большой грудью. Но он все обернул в шутку, хотя Мелиссе эта шутка почему-то не понравилась. Джек мимоходом задумался, чем считаются «куриные филе» – мясом или рыбой, и, наливая себе очередной стакан вина, с удивлением обнаружил, что прикончил бутылку.
Тушеную рыбу он тоже прикончил, и большую часть хлеба; когда Роза пришла забирать тарелки, лицо ее светилось радостью.
– Спасибо, – холодно произнесла Мелисса.
– Нравится?
– Очень, – ответил Джек.
– Может быть, десерт, да? И
– Счет, пожалуйста, – отчетливо произнесла Мелисса.
Розу это слегка задело.
– Нет десерт? У нас есть
– Нет, спасибо. Счет, пожалуйста.
Как это похоже на нее, подумал Джек, чувствуя, как кровь приливает к лицу. Думает только о себе, не понимает потребностей близких людей. Причем платить ведь не она будет: вопрос совместного банковского счета как-то всплыл в разговоре, но вызвал такую боль, такое негодование, что Джек благоразумно отступил, решив перенести обсуждение этого вопроса на какой-нибудь менее болезненный момент.
– Мне принесите десерт, пожалуйста, – громко сказал он. – И граппу, и эспрессо.
Лицо Мелиссы сошлось в осуждающую белую костяшку. За спиной у нее щеки Розы пылали, как маки.
– Меню? – спросила она.
Он покачал головой:
– Сделайте мне сюрприз.
За кофе, которого Мелисса пить не стала, она сверлила его яростными, остекленевшими глазами.
– Ты это нарочно, – прошипела она.
– Почему ты так думаешь? – спросил Джек, прихлебывая граппу.
– Черт возьми, ты прекрасно знаешь, что я хотела уйти!
Он пожал плечами:
– А я хочу есть.
– Ты свинья!