Грозный — не единственное приобретение, появился на место скоропостижно уволенной Ольги Пикаловой худенький парнишка с настырным взглядом — Илья Спирин. В роли администратора. Так лихо и плотно появился, что по тусовке сразу пошел слух, будто Илья Шахрину родственник; во всяком случае, Антон Нифантьев до сих пор в этом уверен.
На самом деле никакой Илья был не родственник, а обычный безработный и довольно растерянный молодой человек. Перед попаданием в «Чайф» он открыл свою фирму и пытался торговать сахаром. Тогда почему-то все пытались торговать сахаром, и все приблизительно с одним результатом. «Я «очень удачно» торганул на самом деле рожей своей, и потом не знал, что делать, как жить» (Спирин). Но поскольку в собственной фирме Илья был сам себе директором, один приятель сообщил, что группа «Чайф» ищет директора, и посоветовал сходить поговорить. «Я сходил к Шахрину в гости, и для меня это был шок» (Спирин).
Шок, потому что слово «Чайф» Илья знал давно, и звучало он для Ильи гордо. Во-первых, Спирин был Шахрина с Бегуновым на девять лет моложе, и когда «Чайф» совершал первые набеги на площадки Москвы и Подмосковья, учился в Институте электронной техники в Зеленограде. А институт был, как он говорит, «продвинутый и закрыто-открытый», электронный, все паяют и, разумеется, слушают музыку. Илья до поступления музыкой не увлекался, а тут затянуло за компанию. При том что Зеленоград наравне с Черноголовкой был еще в большевистские времена одним из центров рок-н-ролла, здесь была своя традиция, концерты довольно часто, на доске объявлений Илья однажды прочитал: «Группа «Чайф». «И подумал: что за уроды придумали название такое? А с другой стороны, душу греет, Свердловск, родина…» (Спирин).
Денег не было, изыскивались различные альтернативные способы ходить на концерты, кто-то предложил поработать дружинником, билеты проверить. «Проверили билеты, сели концерт смотреть, выступал «Чайф», Шахрин с трубой ходил, то есть с брандспойтом. И мне понравилось, весело» (Спирин). Потом пришли из Москвы записи на одну ночь, Илья всю ночь сидел, писал «Дулю с маком» и «Дерьмон-тин», а пленки не было, пришлось стереть любимый Queen, записывать «Чайф» «по святому».
После института работал Илья на Оптико-механическом заводе, очень не понравилось, уволился, а тут и сахар… Но это был еще 91-й год, уже тогда Шахрин к Спирину примерялся, не срослось, но Илью Володя запомнил. И месяцев через шесть отыскал. «Мне сказали, что работы нет, есть Пикалова, с которой нужно закончить отношения. И с самого начала разговор шел не то о директоре, не то об администраторе, тогда было еще по жизни не ясно, чем одно от другого отличается. Я поработал в качестве техника на добровольных началах, ходил на репетиции… И как только я пришел в коллектив, Антона забрали в алкогольном психозе».
В августе Антона посетила «беляночка», как ласково ее кличут те, кто с ней уже встречался. Или «белая горячка» — это для тех, кто все еще знаком с ней только понаслышке. «Я растарабанил гитарой телевизор… Перебил телевизор, мебель, гитару и понял, что это звоночек», — Нифантьев. Утром Антон пришел в диспансер и сказал наивно:
— Ребята, мне надо лечиться. Что вы посоветуете?
— А что ты натворил? — полюбопытствовали люди в белых халатах.
— Да ничего особенного, — отвечал Антон, — сломал гитарой телевизор…
— Так, так… — говорят которые в халатах, — Ну, подожди здесь…
Антон сел на кушеточку, сидит, ждет, входят два мужика, хвать — в машину и на станцию Исеть, в психушку.
«А там врачиха — молодая девка, совершенно безумная. Дня три прошло, меня начали выпускать на прогулки… Двор, забор метров восемь, вверху кругляшок неба, и все по кругу ходят. В центре стул, сидит псих, на баяне играет. И так круглые сутки с перерывами на сон, питание и уколы. И я понял, что я попал»…
Шахрин: «Приходит ко мне Алина вся в слезах и говорит, что Антона увезли в дурку. Что он выпил, разбил телевизор, бил гитарой об стенку, а гитара-то была моя… Его увезли в «Исеть», в самую страшную нашу дурку. Алина говорит, что уже консультировалась с апрельскими маршами, известными специалистами в области психиатрии, с Женей Кормильцевым, и тот сказал: «Исеть» — это очень плохо».
Шахрин с Алиной уселись в Бовин «Москвич-401» и скоро увидели эту «дурку», живо напоминавшую концлагерь: белые бараки на полтора метра из земли торчат, решетки, грязь… Был ливень, охрана бдительность потеряла, заехали прямо во двор, но выяснилось, что каждый барак все равно на решетку закрывается. Выходной, никого нет, пробились в барак, им вывели Антона…