Но чайка не слышала Мальчика. И плакала…
И вдруг — как неожиданный, а оттого пугающий удар грома — чей-то громкий голос раздался за спиной:
— Что ты здесь делаешь?
Мальчик вздрогнул всем телом, почувствовал как по спине побежали предательские мурашки.
Затравленно обернулся, ожидая самого худшего…
Так и есть!
Вожатый! Из шестого отряда…
И как тихо подкрался…
Вот если бы раньше его заметить, тогда можно было бы спрятаться в густой траве. Трава высокая, как в джунглях. Пройдёшь совсем рядом — и не заметишь, что кто-то прячется…
— Э, да я вижу, у тебя глаза на мокром месте, — протянул вожатый. — Что случилось? Тебя обидели?
Мальчик часто зашмыгал носом.
— Ну, а это, по моему, вообще не серьёзно, — развёл руками вожатый. — А ну-ка, давай быстро суши влагу! — повелительно, но с доброй улыбкой на молодом лице сказал он.
Мальчик послушно размазал кулаком слёзы по щекам и осторожно поднял покрасневшие глаза на вожатого.
Это был парень лет двадцати, или чуть больше, белобрысый, с непокорным вихром на самой макушке, как у озорного мальчишки из сказок Крапивина.
Голубые глаза смотрели приветливо и по-мальчишески задорно… Мальчик сразу понял, что этот большой человек очень хороший и бояться его не следует. Раз он сразу не схватил за ухо и не повел разбираться, значит не будет этого делать совсем.
И, словно прочитав мысли Мальчика, и поняв, что его сейчас тревожит, вожатый приветливо улыбнулся и сказал:
— Ты меня не бойся. Никто ничего не узнает…
И приложил палец к губам. Дескать, все останется между нами…
— А я и не боюсь, — смело ответил Мальчик.
— Вот и отлично, — улыбнулся вожатый. — Давай будем на «ты»? Не против?
Мальчик радостно кивнул.
— Звать-то тебя как? — спросил вожатый, и после того, как Мальчик назвал своё имя, удивлённо присвистнул:
— Ты смотри… Тёзка, значит? А теперь рассказывай, почему сырость развёл в неположенном месте? Опять с ребятами повздорил?
— А откуда вы знаете? — опешил Мальчик.
Вожатый-тезка нахмурил белесые, выгоревшие на жарком летнем солнце, брови:
— Ну мы же договорились, что будем на «ты»… А откуда я знаю, спрашиваешь? Разведка донесла… А если серьёзно, то видел не раз, как тебя гонят… Хотел даже заступиться, потому что это не дело, когда все на одного… Несправедливо. Так вот, слушай, если к тебе ещё раз полезут, скажи мне… Разберёмся с хулиганами на педсовете.
— Да, я вам скажу, а они меня потом соберутся и побьют… — протянул Мальчик, всхлипывая.
— Не побьют, я это тебе обещаю, — заверил вожатый. — Ну, а если попробуют… Надеюсь, ты мужчина, а не кисейная барышня, и сумеешь дать сдачи?.. А если наставят синяков и шишек, так до свадьбы всё равно заживёт… Так?
Мальчик хотел было возразить — «Да, вам легко говорить, вы вот какой большой и сильный…» Но почему-то ничего не стал говорить… Только вздохнул и всхлипнул носом.
А вожатый положил свою тяжёлую и сильную руку на худощавое плечо Мальчика.
Чуть-чуть сжал его… Мальчику стало больно, но он даже не ойкнул. Пришло неожиданное понимание, что сейчас между ними, такими разными людьми — ребенком и взрослым — начинает возникать то верное и доброе, что люди испокон веков называют хорошим и верным словом — «дружба»…
Мальчик поднял глаза на вожатого — тот смотрел куда-то вверх, его глаза были прищурены, а на лице затаилась смутная тревога. Мальчик проследил за направлением взгляда вожатого, и понял, что тот смотрит на чернокрылую.
Маленькая чернокрылая птица по-прежнему металась над притихшей Рекой, оглашая небо и землю жалобным криком Вожатый, почувствовав взгляд Мальчика, тихо сказал:
— Слышишь? Плачет…
И его большие пальцы ещё крепче сжали худое плечо Мальчика. Стало совсем больно, и Мальчик, не выдержав, охнул.
— Ой, извини, — смутился вожатый и убрал свою руку с плеча Мальчика. Рука безвольно повисла. — Больно?
— Не-а, — зачем-то соврал Мальчик, и тут же спросил: — А почему она плачет?
— Суженого ищет. А он не отзывается…
— Кого она ищет? — переспросил Мальчик. Он не понял, что означает незнакомое ему слово «суженый».
— Суженого… Жениха, по-современному… Но суженый звучит лучше. Это очень древнее слово…
— А почему он не прилетает к ней?
— Не знаю, — пожал плечами вожатый. И повернулся лицом к Мальчику. И тот увидел, что у вожатого были очень грустные глаза и в них больше не было прежнего мальчишеского задора, да и сам вожатый как-то сник, погрустнел…
— А где её… суженый? — спросил Мальчик.
— Не знаю, брат, — повторил вожатый совсем тихо. — Не знаю, честное слово… — добавил он, словно хотел оправдаться за своё незнание. — Просто есть одна древняя легенда… Очень древняя легенда… — повторил он, почему-то вздохнув. — Я слышал её давным-давно, в детстве… Тебе сколько лет?
— Восемь…
— Счастливый, — почему-то сказал вожатый и улыбнулся каким-то своим мыслям.