Читаем Чайка по имени Джонатан Ливингстон полностью

— Чайка по имени Флетчер Линд, готов ли ты ради беспредельной свободы полета простить Стаю и, обретя новые знания, когда-нибудь вернуться к ним и помочь им понять?

Обмануть эту великолепную птицу было невозможно, хоть и уязвленная гордость больно щемила сердце Флетчера.

— Да, я готов, — тихо сказал он.

— В таком случае, Флетчер, — молвило существо исполненное света, и в голосе его звучала доброта, — мы начнем с Горизонтального полета…

III

Джонатан медленно кружил над Дальними Утесами, глядя ввысь. Этот молодой Флетчер был несколько грубоват, но в остальном — почти идеальный ученик. В воздухе он был силен, быстр, легок, а самое главное, у него было неудержимое желание научиться летать.

Вот и он, дрожащий серый комок с ревом вышел из пике и пронесся рядом с инструктором на скорости сто пятьдесят миль в час. Он тут же начал новую попытку сделать шестнадцативитковую вертикальную замедленную бочку, громко отсчитывая обороты.

— …восемь… девять… десять… видишь-Джонатан-я-теряю-скорость… одиннадцать… я… хочу… научиться делать резкие остановки, как ты… двенадцать… но-разрази-гром-у меня не получаются… тринадцать… эти… три… последних оборота… без… четыр… а-а!

Тут он «сел на хвост» и от неудачи совсем взбеленился. Закувыркавшись, он перешел в перевернутый штопор и наконец, запыхавшись, сумел выровняться в сотне футов ниже своего инструктора.

— Ты напрасно тратишь на меня свое время, Джонатан! Я слишком глуп! Я — просто тупица! Стараюсь, стараюсь, но ничего не получается!

Джонатан посмотрел на него и кивнул.

— Конечно, ничего и не получится до тех пор, пока ты будешь так резко начинать подъем. Флетчер, ты потерял сорок миль в час на входе! Будь мягче! Решительней, но мягче, запомнил? — Он спланировал к своему ученику.

— Теперь попробуем сделать ее вместе, соблюдая построение. И будь внимательным в начале подъема. Входи мягко и легко.


К исходу третьего месяца у Джонатана появилось еще шесть учеников, все изгнанники, с любопытством внимавшие новой необычной идее о том, что полет должен приносить только радость.

Им было проще отрабатывать фигуры пилотажа, чем понять скрытый в них смысл.

— На самом деле каждый из нас — частица Великой Чайки, идея беспредельной свободы, — часто повторял им Джонатан, когда они стояли вечером на берегу, — и овладение мастерством полета — это шаг к тому, чтобы научиться выражать нашу истинную природу. Мы должны убрать с нашего пути все то, что нас ограничивает. Вот почему занятия скоростным и высшим пилотажем…

…а его ученики в это время засыпали, отдав все силы на тренировках. Они любили эти занятия, скорость будоражила их молодую кровь, и тяга к новым знаниям не утихала, а только становилась все сильней и сильней. Но ни один из них, даже Флетчер Линд, не мог пока поверить в то, что полет мысли может быть таким же реальным, как полет над бушующим морем.

— Все ваше тело, от клюва и до кончика хвоста, — иногда говорил им Джонотан, — лишь воплощение вашей мысли в зримом для вас виде. Разорвите цепи, сковывающие ваши мысли, и вы разорвете оковы, сдерживающие ваше тело…

Но как бы он им это ни втолковывал, все это скорее напоминало забавную сказку, а им очень хотелось спать.

Прошел всего только месяц, когда чайка Джонатан сказал, что им пора возвращаться в Стаю.

— Мы не готовы! — заявил чайка Генри Келвин. — Мы там никому не нужны! Мы — изгнанники! Мы же не можем напрашиваться и лететь туда, где нас не ждут, правда ведь?

— Мы свободны лететь, куда захотим, и быть такими, какие мы есть, — ответил Джонатан. Он поднялся в воздух и полетел на восток, туда, где обитала Стая.

На мгновение учеников охватило смятение, ведь по Закону Стаи изгнанник не имел права вернуться, а Закон ни разу не нарушали за десять тысяч лет. Закон говорил: оставайся здесь, Джонатан сказал: летите со мной; и к этому моменту он уже удалился на добрую милю. Если они и дальше будут топтаться в нерешительности, он окажется совсем один против злобной Стаи.

— Пожалуй, мы не обязаны подчиняться закону, если мы больше не члены Стаи, правда? — смущенно сказал Флетчер. — И кроме того, если начнется драка, от нас больше толку будет там, чем здесь.

Так они и появились с запада в то утро, едва не соприкасаясь кончиками крыльев. Они пронеслись над местом Совета Стаи на скорости сто тридцать пять миль в час. Джонатан летел впереди, справа держался Флетчер, слева старался не отставать Генри Келвин. Затем весь строй, со свистом рассекая воздух, плавно повернул направо, как один… все выровнялись… перевернулись… выровнялись.

Стая, как всегда бурно выяснявшая отношения, вдруг затихла словно при появлении этих птиц раздался удар грома, и восемь тысяч глаз, не моргая, следили за их полетом. Один за другим восемь пришельцев плавно перевернулись в воздухе и мягко сели на землю. Затем, словно подобные вещи случались чуть не каждый день, чайка Джонатан Ливингстон начал разбор полетов.

— Прежде всего, сказал он с ухмылкой, — вы все поздновато заняли свое место в строю…

Перейти на страницу:

Похожие книги

Дети мои
Дети мои

"Дети мои" – новый роман Гузель Яхиной, самой яркой дебютантки в истории российской литературы новейшего времени, лауреата премий "Большая книга" и "Ясная Поляна" за бестселлер "Зулейха открывает глаза".Поволжье, 1920–1930-е годы. Якоб Бах – российский немец, учитель в колонии Гнаденталь. Он давно отвернулся от мира, растит единственную дочь Анче на уединенном хуторе и пишет волшебные сказки, которые чудесным и трагическим образом воплощаются в реальность."В первом романе, стремительно прославившемся и через год после дебюта жившем уже в тридцати переводах и на верху мировых литературных премий, Гузель Яхина швырнула нас в Сибирь и при этом показала татарщину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. А теперь она погружает читателя в холодную волжскую воду, в волглый мох и торф, в зыбь и слизь, в Этель−Булгу−Су, и ее «мысль народная», как Волга, глубока, и она прощупывает неметчину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. В сюжете вообще-то на первом плане любовь, смерть, и история, и политика, и война, и творчество…" Елена Костюкович

Гузель Шамилевна Яхина

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее
Судьба. Книга 1
Судьба. Книга 1

Роман «Судьба» Хидыра Дерьяева — популярнейшее произведение туркменской советской литературы. Писатель замыслил широкое эпическое полотно из жизни своего народа, которое должно вобрать в себя множество эпизодов, событий, людских судеб, сложных, трагических, противоречивых, и показать путь трудящихся в революцию. Предлагаемая вниманию читателей книга — лишь зачин, начало будущей эпопеи, но тем не менее это цельное и законченное произведение. Это — первая встреча автора с русским читателем, хотя и Хидыр Дерьяев — старейший туркменский писатель, а книга его — первый роман в туркменской реалистической прозе. «Судьба» — взволнованный рассказ о давних событиях, о дореволюционном ауле, о людях, населяющих его, разных, не похожих друг на друга. Рассказы о судьбах героев романа вырастают в сложное, многоплановое повествование о судьбе целого народа.

Хидыр Дерьяев

Проза / Роман, повесть / Советская классическая проза / Роман