Чайки за кормой

Салон, убаюканный мерным рокотом двигателей, проснулся и задвигался, словно бортпроводница окропила его живой водой.

Андрей, выполнив просьбу девушки, спросил у Олега:

— Домой приедешь, что делать будешь?

— В кузню пойду, куда еще.

— А я, наверное, опять на тачку сяду.

— А мне в морях понравилось, — подключился к беседе Крошкин, — пару месяцев отдохну и снова в рейс.

Вадим сидел возле иллюминатора и хмуро наблюдал за тем, как приближается земля. Славик, сидящий рядом, порылся в своей сумке и достал пакет. Из него он вынул красивую фарфоровую статуэтку какого-то японского божка. Он протянул ее Сочинцеву.

— На, хлопчик, батькам своим подаришь.

Вадик удивился, но подарок взял.

— Славик, ты ли это? Свое добро раздаешь, это на тебя не похоже.

— Ничого, не обеднею, — грустно ответил боцман, — на пароходе нашем больше осталось.

— Дома ждут?

— А як же! — улыбнулся Славик, вспоминая жену. Тепло стало на сердце, и размер Родины сейчас сузился для него до двенадцати квадратных метров супружеской спальни.

А на берегу далекой Папуа — Новой Гвинеи стоял Миша Балалайкин с кольцом в носу (это было обязательное условие для принятия гражданства), в набедренной повязке, с копьем в руке. Он с тоской наблюдал, как метались над морским простором чайки.

— Сейчас бы водки стакан…