Чайковский

Что же касается Надежды Филаретовны, то Чайковский уже делится с ней своими творческими планами, например сообщает, что хотел бы написать оперу по «Евгению Онегину».

Иногда женитьба Чайковского объясняется потребностью обрести близкого друга в лице женщины. Но ведь на момент свадьбы такой друг у него уже имелся – баронесса фон Мекк. В необычайно теплом июньском письме Надежда Филаретовна поздравляет Чайковского с наступающим днем ангела: «Если этот день Вы будете проводить в кругу Ваших друзей, то вспомните, что далеко от Вас (по расстоянию) находится человек, который любит Вас самым искренним, задушевным чувством, который мыслями и сердцем будет в этот день с Вами, а здесь будет пить Ваше здоровье с самыми горячими пожеланиями Вам всего лучшего в жизни»[113].

Куда уж ближе? Разве что только под венец… Но под венец Петр Ильич повел другую женщину.

О женитьбе он в то время думал всерьез. «Я очень изменился за это время и физически, и в особенности морально. Веселости и охоты дурачиться не оказывается вовсе. Молодости не осталось ни на грош. Жизнь страшно пуста, скучна и пошла. Сильно подумываю о женитьбе или другой прочной связи. Но единственно, что осталось в прежнем виде, – это охота писать. Если б обстоятельства сложились иначе, если б своему стремлению творить я бы не встречал на каждом шагу препятствия в виде, например, консерваторских уроков, которые с каждым днем делаются все противнее и противнее, то мог бы написать когда-нибудь что-нибудь вполне хорошее. Но, увы, к консерватории я прикован…»[114]

Очень элегантное объяснение скоропалительной женитьбе Чайковского приводит в своих мемуарах Николай Кашкин (это объяснение, кстати говоря, являлось официально-общепринятым в советский период, когда на информацию о сексуальной ориентации великого композитора было наложено табу).

Во время работы над «Евгением Онегиным» Чайковский получил письмо от знакомой девушки, которая объяснялась ему в любви. «Из этого письма я узнал, что она давно уже удостоила меня своей любовью. Письмо было написано так искренно, так тепло, что я решился на него ответить, чего прежде тщательно в подобных случаях избегал. Хотя ответ мой не подавал моей корреспондентке никакой надежды на взаимность, но переписка завязалась»[115].

С «корреспонденткой» – Антониной Ивановной Милюковой – Чайковский познакомился в мае 1872 года. Знакомство было случайным и никакого развития не имело. Но, по словам Антонины Ивановны, она влюбилась в Петра Ильича с первого взгляда и более четырех лет любила его тайно. А потом не выдержала – и призналась. Вернее – атаковала Чайковского своей любовью.

«Но где бы я ни была, я не буду в состоянии ни забыть, ни разлюбить Вас, – писала она. – То, что мне понравилось в Вас, я более не найду ни в ком, да, одним словом, я не хочу смотреть ни на одного мужчину после Вас. А между тем неделю тому назад должна была выслушать признание человека, который полюбил меня чуть ли не со школьной скамьи и остался верен в продолжение 5 лет. Мне так было тяжело его выслушивать, и я думала, что Вам, верно, так же нелегко читать мои письма, не имея ничего мне ответить приятного, и при всем желании не быть в состоянии более ничего мне показать, кроме полнейшего равнодушия»[116].

Упоминание о человеке, который «полюбил меня чуть ли не со школьной скамьи» – очень ловкий ход. Можно сказать – ход конем. С одной стороны, Милюкова дает Чайковскому понять, что она востребована и, при желании, могла бы выйти замуж за другого. С другой – отказ другому кандидату подталкивает Чайковского к каким-то активным действиям…