Через два месяца от Надежды Филаретовны пришло новое послание: «Хотелось бы сказать Вам о моем фанатичном отношении к Вашей музыке. Это самое высокое чувство из всех чувств, возможных в человеческой природе». 16 февраля 1877 года Чайковский просит удостоить его «письменным изложением» того, что она хотела бы ему сказать. С этого времени началась их регулярная переписка, которая длилась 14 лет. Чайковский навел справки о неожиданной корреспондентке, из которых узнал, что Надежда Филаретовна, в девичестве Фроловская, вдова недавно умершего (в январе 1976 года) крупного железнодорожного магната, построившего Либаво-Роменецкую железную дорогу. Миллионерша, живет на широкую ногу, имеет дома в Москве и в Подмосковье, виллы за границей. Не молода, на 9 лет старше Чайковского (родилась в 1831 году), имеет одиннадцать детей, и есть уже внуки. Самой маленькой дочери Милочке 5 лет. У нее большой штат прислуги. Содержит у себя трех музыкантов. Горячая поклонница таланта Чайковского. Сама играет на нескольких музыкальных инструментах, но является всего лишь дилетантом.
Восторгаясь музыкой Чайковского, Надежда Филаретовна в одном из писем сообщила, что хочет облегчить его материальное положение и назначает ему постоянную «бюджетную сумму» в шесть тысяч рублей. С этого времени она стала высылать каждый месяц ему деньги, по почте или с курьером. Оплатила долги Чайковского и посоветовала ему отдохнуть за границей в комфортных условиях. Материальную помощь композитору она оказывала бескорыстно, по велению сердца из любви к искусству.
Свою переписку они держали втайне, о ней знали лишь самые близкие люди. Из писем Чайковский узнал, что у них много общих интересов, совпадали и некоторые взгляды на искусство. Он был удивлен, что, оказывая материальную помощь, Надежда Филаретовна ни разу не выразила желания встретиться с ним. Свои отношения они поддерживали только в письменной форме. «Полюбив мою музыку, Вы не стремитесь к знакомству с ее автором. Я думаю, Вы страшитесь не найти во мне тех качеств, которыми наделило меня Ваше воображение, и что при близком знакомстве Вы не найдете во мне человека, который бы соответствовал Вашему идеалу. Приятно сознавать, что среди мирской суеты, творческих забот, непостоянства успехов есть человек, который не только любит музыкальное искусство, но умеет ценить его, и даже очень высоко, что на свете есть душа, которая чувствует так же глубоко, как моя», – писал Чайковский в одном из писем. Он долгое время не знал, как выглядит его благодетельница, как одевается, какой у нее голос, походка, и постоянно ожидал возможности увидеть ее хоть издали.
За ее материальную поддержку, которая приняла постоянный характер, Чайковский платил ей своей бесконечной благодарностью. Из писем он узнал, что она равнодушна к религии, но «верит во все доброе» и соблюдает церковные обряды. Сам же Чайковский трепетно относился к религии и церкви. Любил слушать голоса певчих. «Мое самое великое наслаждение, когда открываются Царские ворота и раздаются голоса певчих: “Хвалите Господа с небес”. Это одно из величайших наслаждений. С церковью я связан крепкими узами». В очередном письме к своей благодетельнице он писал: «Я вдумываюсь в свою жизнь и вижу в ней перст Божий, указывающий мне путь и оберегающий от бед. Почему воля Всевышнего оберегает меня, я не знаю, Бог все свои творения любит одинаково, но меня он хранит, и я проливаю слезы благодарности за его милость ко мне».