Чайковский. Старое и новое

Все это только подогревало слухи. Правда, поздно вечером, вероятно, около десяти часов, 25 октября тело Чайковского было положено в гроб. Предварительно его обернули простыней, пропитанной раствором сулемы. Внутренний гроб был металлическим. Его закрыли крышкой и запаяли. Верхняя деревянная крышка была тотчас же плотно завинчена. Однако целый день свободного прощания внес свою лепту в укрепление молвы, которой еще больше способствовали противоречия в объяснениях течения болезни и причин смерти Чайковского. 27 октября, т. е. через два дня после кончины Петра Ильича, в газете "Новое время" можно было прочитать следующее:

"Болезнь П. И. Чайковского

Разноречие сведений, появившихся в печати о болезни и смерти покойного П. И. Чайковского, заставили нас обратиться к доктору Л. Б. Бертенсону, который руководил лечением покойного композитора".

Далее в этой статье Лев Бернардович описал весь ход болезни, начав с того, что, приехав на квартиру М. И. Чайковского около десяти часов вечера, он застал больного в состоянии так называемого альгидного периода холеры. Перечисляя подробности развития и исхода болезни, Лев Бернардович, видимо, был сильно взволнован, и из его рассказа получилось, что Петр Ильич умер в ночь с субботы на воскресенье, а не в понедельник, как было на самом деле. Это обстоятельное объяснение не смогло убедить взволнованную публику, и 28 октября "Новое время" по просьбе Льва Бернардовича поместило его протест против ссылок на его мнения и отзывы, которые публикуются в различных газетах в искаженном виде. Однако если и не пресса, то устная молва продолжала нести различные версии о самоубийстве. Тогда 1 ноября в "Новом времени" опубликовал более подробную статью Модест Ильич Чайковский. Она начиналась следующими словами: "В добавление к краткому, но совершенно точному рассказу Л. Б. Бертенсона о последних днях жизни моего брата я считаю нужным в устранение всяких разноречивых толков передать вам для оглашения возможно полный рассказ всего того, чему я был свидетелем".

Модест Ильич, что можно считать вполне естественным, в некоторых деталях разошелся с "совершенно точным" рассказом Льва Бернардовича. Но не по этой причине, а вследствие многих других противоречий, о которых частично уже упоминалось, его длинное письмо в редакцию тоже не погасило слухи. Упоминание в этом письме о фатальном стакане сырой воды, выпитом Чайковским за обедом 21 октября, не очень-то объясняло тот факт, что Лев Бернардович через девять — десять часов после глотка воды из этого стакана нашел у Чайковского альгидный период холеры. Во всяком случае, это показалось подозрительным. В самом деле, задавали себе вопрос усомнившиеся люди, зачем Модест Ильич так подчеркнул фатальное значение этого стакана сырой воды? Ведь Петр Ильич уже с утра чувствовал себя неважно. Следовательно, болезнь уже развивалась. Можно, конечно, допустить, что утром или ночью у него началось обычное расстройство желудка, а холеры еще не было, как в этом случае выглядело бы дело? Если он, выпив за обедом сырой воды, ввел себе в организм холерный вибрион, то как же к десяти часам вечера холера уже достигла альгидного периода, что утверждает Лев Бернардович? Даже если принять во внимание, что Чайковский пил еще горькую воду Гуниади, которая способствует активному размножению холерных бактерий, времени для развития холеры до альгидного периода было недостаточно.

На возникающие в связи с подобными сомнениями вопросы гораздо лучше отвечает в своих воспоминаниях Юрий Львович Давыдов. Согласно его рассказу, Петр Ильич выпил сырой воды 20 октября за ужином у Лейнера, т. е. за сутки до наступления альгидного периода болезни. Но его воспоминания были написаны через пятьдесят лет после смерти Чайковского и впервые опубликованы в 1962 году. В этих воспоминаниях (они существуют в двух несколько отличающихся друг от друга вариантах) Ю. Л. Давыдов горячо и искренне опровергает петербургскую молву, которую сразу после смерти Чайковского столь же горячо и искренне пытались опровергнуть Л. Б. Бертенсон и М. И. Чайковский. Но оказалось, что благородные намерения Юрия Львовича только подлили масла в огонь, и пламя, совсем было потухшее от истощения временем, вдруг снова попробовало вспыхнуть. Ю. Л. Давыдов пишет, что "на страницах некоторых газет, а главным образом в устной молве, появились сомнения в причине смерти. Стали поговаривать об отравлении, самоубийстве и прочей нелепице. В лагере учеников Льва Бернардовича Бертенсона распространилась версия, что болезнь, унесшая Петра Ильича, не холера или ее последствия, а отравление и что об этом-де им говорил сам Лев Бернардович. Все это вздор. Я с полной уверенностью свидетельствую, что болезнь, уложившая Петра Ильича в могилу, была самая настоящая холера с последующим осложнением на почки, вызвавшим уремию, с которой расслабленный организм не смог справиться. Уремия и есть отравление крови мочой, не это ли породило слухи?"31

Нет, слухи породило не только это.