Чайковский в Петербурге

Было известно только, что помещалась Петербургская консерватория в одном из флигелей демидовского дома в Демидовом переулке (теперь переулок Гривцова).

Пожелтевшие от времени, тщательно выполненные старинные планы в Областном историческом архиве не дают нужных сведений. Тут и самый первый план «фасада каменного строения, принадлежавшего гофмейстеру, камергеру и кавалеру Демидову» (он датирован 1 августа 1822 года и подписан подполковником Бетанкуром), и более поздние планы: о «надстройке дома», о «постройке кавалером,, гвардии штаб–ротмистром Александром Георгиевичем Демидовым флигеля во дворе» и т, д. и т. д. — их очень много, но нет ничего, что могло бы указать на то, где же именно помещалась здесь консерватория.

Идем в Демидов переулок. Вот он, старый демидовский дом, пожалуй, тот самый, который помечен в плане 1822 года, таким древним он выглядит. Это центральный флигель. Окна первого этажа почти вровень с тротуаром; сохранилось левое крыло: длинное, двухэтажное, тоже как бы присевшее, вросшее в землю.

А вместо правого крыла на углу Мойки высокий доходный дом.

Читаем воспоминания современного Чайковскому композитора. Он писал о первой консерватории:

«Я был на открытии. Семь или восемь комнат во флигеле дома Демидова на углу Мойки и Демидовского переулка составляли все помещение и служили классами для игры на фортепиано, на струнных инструментах и для пения».

Соученик Чайковского А. И. Рубец тоже вспоминал этот дом таким, каким он его увидел в первый раз: «Извозчик остановился у подъезда маленького… домика с зеркальными окнами… Я вошел в залу довольно большого размера, очень светлую, выходящую на Мойку и Демидов переулок».

На углу Мойки… Значит, этого флигеля уже нет и вместо него эта неуклюжая громада? И сфотографировать гоже уже нечего. Жалко…

Читаем в другом месте:

«В одном из флигелей дома Демидова… помещался Английский клуб на углу Демидовского переулка и Мойки. В этом же флигеле открылись впоследствии первые курсы учрежденной Антоном Григорьевичем Рубинштейном Консерватории. Ныне эти флигеля не существуют: на их месте воздвигнут новым владельцем большой дом».

П. И. Чайковский. 1862 г.

Итак, флигель не существует, но ведь где-нибудь же должно было сохраниться его изображение… Поиски длятся очень долго, и вдруг в архиве Государственной инспекции охраны памятников (ГИОП) среди «исторических справок» по дому Демидова попадается «Крашенинниковский альбом», названный так по имени составителя его А. Ф. Крашенинникова. И на одной из страниц альбома фотография с гравюры, изображающей дом Демидова со стороны Мойки во всем его великолепии.

Это иллюстрация из книги «Столетие Английского клуба» издания 1870 года.

Сразу вспоминается отрывок из записок Г. А. Лароша — одного из самых близких друзей Чайковского, его соученика по консерватории: «Главное здание с важностью по–московски стояло во дворе, отделенном решеткой от набережной, а с нас довольно было и флигеля, да и тот мы разделяли с немецким клубом».

Всё так! Появляется полная уверенность в том, что именно этот маленький флигель слева и был первым домом консерватории, тем, куда пришел юный Чайковский, решивший так круто изменить свою жизнь.

В этих флигелях — и главном и боковых — Английский клуб, позже немецкий Шустер–клуб, с которым, если верить Ларошу, консерватория делила помещение.

В 1880 году вдова одного из Демидовых продала свой участок купцу Карлу Теодору Корпусу, который построил на этом месте большой доходный дом. Сомнений больше нет. И этот флигелек на первом плане слева и есть первый дом первой русской консерватории в Петербурге.

Итак, осенью 1862 года Чайковский становится учеником консерватории.

«Я с ним познакомился, — вспоминает Ларош, человек, с которым он сразу и крепко сдружился, — в сентябре 1862 года, в маленькой комнатке демидовского дома (на углу Демидова переулка и Мойки), где помещалась только что открытая Консерватория.

…Дни быстро уменьшались, и в конце года уроки уже происходили при свечах.

…У меня об этом с ним совместном учении, о первых наших с ним музыкальных беседах и спорах осталось воспоминание, связанное именно с представлением темноты петербургского осеннего утра, какой-то особенной свежести и бодрости настроения, соединенной с легким волнением от непривычно раннего вставания».

10 сентября 1862 года Петр Ильич писал сестре: «Я поступил во вновь открывшуюся Консерваторию, и курс в ней начинается на днях. В прошлом году, как тебе известно, я очень много занимался теориею музыки и теперь решительно убедился, что рано или поздно, но я променяю службу на музыку. Не подумай, что я воображаю сделаться великим артистом, — я просто хочу только делать то, к чему меня влечет призвание; буду ли я знаменитый композитор или бедный учитель, — но совесть моя будет спокойна, и я не буду иметь тяжкого права роптать на судьбу и на людей. Службу, конечно, я окончательно не брошу до тех пор, пока не буду окончательно уверен в том, что я артист, а не чиновник».