Чайковский в Петербурге

Впрочем, грустное настроение, которое всегда сопутствовало Петру Ильичу при возвращении из деревни в город, на этот раз должно было совершенно исчезнуть. Читаем дальше:

«…По странному стечению обстоятельств, на другой день моего приезда в первый раз играли в Павловске мои «Танцы», но афиши я увидел только вечером, когда ехать уже было поздно. Ларош был и остался ими очень доволен». Узнал Чайковский и о том, что его произведение имело успех и было хорошо принято публикой.

Как попали «Характерные танцы» — произведение никому не известного молодого композитора — в программу концерта Павловского вокзала, да еще концерта, которым дирижировал знаменитый Иоганн Штраус, точно не выяснено. Вероятнее всего, Петр Ильич перед отъездом в Каменку отдал ноты кому-нибудь из своих влиятельных товарищей или их передал Штраусу А. Рубинштейн. Важно то, что в этот день, 30 августа 1865 года, впервые появилось на афишах имя Чайковского, впервые прозвучала перед публикой его музыка.

Несмотря на. большой успех, который, несомненно, льстил Петру Ильичу и радовал его, жизнь все не налаживалась. Материальное положение было, пожалуй, хуже, чем когда-либо, а главное, началась болезнь глаз. Комната оказывается плоха и неудобна, приходится переезжать, и в начале октября Чайковский пишет сестре: «Квартира моя была мне до того противна, что я решился переехать к тете Лизе, у которой нашел весьма порядочную и дешевую комнату, к сожалению, весьма далеко от Консерватории. Братья будут спать у меня» (в то время Модест и Анатолий учились в Училище правоведения и могли приходить на праздники к брату).

Елизавета Андреевна Шоберт (тетя Лиза) к этому времени сняла квартиру в доме № 11 на Пантелеймоновской улице (теперь улица Пестеля) и стала сдавать там меблированные комнаты. Позже, в 1871—1872 годах, в этом доме жили Мусоргский и Римский–Корсаков.

О дальнейших горестях Петра Ильича (а их у него было много в то время!) лучше всего можно узнать опять-таки из его писем к сестре, с которой он делился всеми своими невзгодами.

Вот письмо от 22 октября 1865 года:

«Милая Саня! Письмо твое я получил уже недели две тому назад и так долго не отвечал по свойственной мне лени. Живу я теперь у тети Лизы и до того недоволен, что к 1 ноября непременно перееду. Во–первых, сырость невообразимая, и с тех пор, как я переехал, я постоянно чувствую себя нехорошо: то болят зубы, то руки и ноги, кашель постоянный и т. д.; во–вторых, далеко от всех центров, от Консерватории и т. д.; в–третьих, покоя нет ни малейшего, постоянный шум, звонки, раздающиеся у моей комнаты, и т. п. Вдобавок ко всему, я даже не могу перевезти рояль из опасения совершенно его испортить сыростью. Между тем занятия мои делаются очень серьезны.

К окончанию консерваторского курса мне задано большое сочинение, которое потребует тишины, покоя и инструмента.

…Тебе велела передать кучу нежностей тетя Катя, у которой я очень часто бываю и, когда я хочу хорошенько заняться, провожу целый день с утра».

Квартира на Пантелеймоновской была действительно настолько сыра, что младшая дочь тети Лизы Катя заболела в ней острым воспалением легких, оно перешло в туберкулез, который свел девочку в могилу.

Видимо, Елизавета Михайловна, добрая и сердечная мачеха Петра Ильича, предложила ему переехать в Первую роту, в семью Липпорт, где жила сама. Но нашелся другой выход, и вот Чайковский пишет ей:

«Добрейшая Елизавета Михайловна!

…Просьба заключается в следующем: Апухтин уезжает из Петербурга на два месяца и предлагает мне свою квартиру, так как у него очень тихо и спокойно, то я переезжаю к нему и для этой цели умоляю Вас приехать ко мне в воскресенье утром. Мебель там есть; нужно только перевезти тюфяк, платье и бумаги, а на будущей неделе и фортепьяно.

…Я очень рад, что решаюсь переехать, но только не хотелось бы жить в Первой роте Измайловского полка. Оно, знаете, немножко далеко и уж слишком тихо…»

Квартира Апухтина была в то время на углу Итальянской и Караванной улиц, в доме № 18 по Караванной улице (кв. 13) (теперь это угол улицы Ракова и Толмачева). Туда и перебрался с помощью Елизаветы Михайловны Чайковский. И сразу принялся за большое сочинение, о котором писал сестре. Это была заданная ему к окончанию консерватории кантата для солистов, хора и оркестра «К радости» на слова Шиллера.

В архиве клинского Дома–музея хранятся интересные документы — протоколы от 12 октября 1865 года о «поручении ученикам старшего теоретического класса Чайковскому и Рибисову с представлением на публичный экзамен на диплом сего 1865 года кантаты с сопровождением оркестра на оду Шиллера „К радости"». Большое это и сложное — даже не для такого молодого композитора — сочинение было написано меньше чем за два месяца. Там же хранится протокол о присвоении Чайковскому звания свободного художника.