Чайковский в Петербурге

«Хотя я очень устаю и утомляюсь в Петербурге, — писал Чайковский, — но не могу не сказать, что меня трогает глубокое сочувствие, которое я встречаю здесь повсюду, во всех кружках и сферах, с которыми сталкиваюсь. Приписываю это тому, что мою музыку здесь очень любят, и это, конечно, глубоко радует меня. Как далеки те времена, когда о постановке новой оперы мне приходилось хлопотать и просить! Теперь они еще ненаписанную оперу уже включают в репертуар будущего сезона и собираются роскошно обставить ее» (речь идет об опере «Чародейка»).

Опера Чайковского «Чародейка» действительно в то время была еще далеко не окончена.

Начал ее композитор в сентябре 1885 года. К 18 августа 1886 года были закончены эскизы, а партитура — только 6 мая 1887 года. Такая медленная для Чайковского работа объяснялась тем, что его задерживал драматург И. В. Шпажинский, переделывавший свою трагедию в оперное либретто. Кроме того, композитору много раз приходилось прерывать работу из‑за разных поездок.

В мелодраматическом сюжете. «Чародейки» композитора привлекала, как всегда, главная женская роль, и хотя у Шпажинского кума Настасья является «гулящей бабой», Чайковский считал, что в глубине ее души «есть нравственная сила и красота, которой до этого случая только негде было высказаться. Сила эта в любви».

И снова он создает образ женщины любящей, страдающей, борющейся за свою любовь.

В дневнике тех дней мы все чаще встречаем имя Направника. Необходимо отметить, что Эдуард Францевич Направник за пятьдесят три года своей деятельности (с 1863 по 1916–й) поставил 102 оперы, среди них «Пиковую даму», «Иоланту», «Бориса Годунова», «Псковитянку» и много других.

Чайковский и он — уже настоящие друзья, и вся семья дирижера —его жена и дети — очень близки Петру Ильичу, который часто бывал на Крюковом канале в квартире 72 дома № 6, где жил Направник. Особенно сошелся Чайковский со старшим сыном дирижера. Володя Направник был ровесником племянника композитора и очень скоро стал своим человеком в их доме.

Воспоминания Владимира Направника о Петре Ильиче живо отражают ту атмосферу молодости и озорства, которая царила в молодой компании. И опять открывается совсем новая сторона этого удивительного и многогранного человека. Великий, мудрый, глубокий знаток человеческой души, он, оказывается, мог становиться совсем легкомысленным!

«…Петр Ильич, — —писал молодой Направник, — принимал участие во всех наших развлечениях, как ровесник. Он не подлаживался под нас, он так же искренне веселился, как мы, вот почему и нам с ним было просто и приятно. Тогда мне это казалось естественным, теперь, при воспоминании о том времени, меня поражает, до чего он был молод душой. Он и маленьких детей нежно любил, ласкал их, возился с ними».

Дальше Владимир Направник вспоминал, как почтенный, седовласый Петр Ильич безотказно садился за рояль и играл вальсы и польки, если кто‑нибудь из взрослых или детей хотел танцевать.

Он любил разные игры, шарады, особенно же всевозможные, как теперь называют, «розыгрыши» и радовался больше всех, когда они удавались.

У молодежи в то время была любимая игра, которую называли «черной магией». Она состояла вот в чем: кто-нибудь из гостей, не посвященный в тайну этого фокуса, говорил на ухо одному из играющих задуманное слово. Обычно говорили это слово Петру Ильичу. И вот Петр Ильич начинал произносить не имеющие никакого смысла слова, из начальных букв которых играющие отгадывали заданное слово.

Бывало, загадывающий долго не мог догадаться, как сумели узнать его слово, и это приводило Петра Ильича в восторг. Однажды таким непосвященным был С. И. Танеев. Он выходил из себя, но так и не открыл «тайны» отгадывания.

Один раз Владимир, придя к Чайковскому, застал Петра Ильича и его племянника Боба пишущими письма. Писем было множество, самого разнообразного и невероятного содержания.

Адресованы они все были Анне Петровне Мерклинг с целью заинтриговать ее. На другой день в гостях у Направников, где была и Анна Петровна, Петр Ильич долго переглядывался с Володей и Бобом, ожидая, что вот сейчас она начнет рассказ о необыкновенных посланиях, но не дождался: Анна Петровна давно догадалась о том, кто был автором писем, и нарочно молчала, чтобы подразнить его. Тогда Петр Ильич завел разговор о письмах вообще.

Ответом был общий хохот.

В начале 1887 года Петр Ильич писал жене Анатолия:

«…Вся эта зима такая сумасшедшая… Теперь я приехал в Питер, чтобы дирижировать большим концертом, составленным из моих сочинений. Очень волнуюсь, очень боюсь, а тут со всех сторон приглашения, всяческие приставания, — ну, одним словом, как всегда.

…Ох, Паничка, как страшно!»

Весь конец февраля Чайковский посвящает репетициям своего концерта. После первой репетиции 28 февраля он пишет в дневнике: «Волнение. Ужас. Потом ничего, овация артистов».

Этот концерт, которого так боялся Петр Ильич, состоялся 5 марта в зале Дворянского собрания. В концерте участвовали пианист Климов и певица Панаева–Карцева. В программе среди других произведений была увертюра «1812 год».