Чайная роза

Он начал осторожно выводить Фиону в свет, и она не ударяла в грязь лицом. Два дня назад Макклейн водил ее и Ника в музей Метрополитен (в просторечии «Мет») на прием в честь знаменитого пейзажиста Альберта Бирштадта. Фиона была великолепна. Она надела зеленое платье и пару серег, которые казались бриллиантовыми, а на самом деле были стразами, взятыми взаймы у подруги. Платье ее напоминало древнегреческую тогу. У этой девушки был дар: самые простые вещи выглядели на ней так, словно это произведения искусства.

Фиона сказала, что платье ей помог выбрать Ник. Уилл слегка ревновал ее к этому малому, но не показывал виду. Однажды Макклейн спросил Фиону, не являются ли они соперниками, но в ответ девушка покатилась со смеху. Если Ник и является кому-то соперником, то не ему, а ей, сказала она. Обычно Уилл замечал такие вещи, но Ник не вызывал у него подозрений. В нем не было ничего женственного.

Да, он интересовался искусством, элегантно одевался, носил сюртуки из лондонского «Либерти», белые льняные костюмы и галстуки цвета гелиотропа, но Уилл приписывал это его национальности. Ник англичанин, и это многое объясняло. Фиона и Ник были очень близки, даже неразлучны и относились друг к другу с такой нежностью, что, если бы Ник любил женщин, у Уилла не было бы никаких шансов. Чтобы сделать Фионе приятное, Макклейн решил содействовать его карьере. На приеме в честь Бирштадта он познакомил молодого мистера Сомса со знаменитыми коллекционерами Уильямом Уитни, Энтони Дрекселом и Джоном Пирпойнтом Морганом.

А Фиону представил признанной королеве нью-йоркского высшего общества Кэролайн Астор. Большинство женщин на ее месте оробело бы, но Фиона только улыбнулась, пожала Кэролайн руку и сказала:

— Шикарный прием, правда? — Кэролайн держалась с ней высокомерно и холодно, но не могла не поинтересоваться, где Фиона купила свое красивое платье.

— В Париже? — спросила она. — В Лондоне?

— Нет, в «Мейси», — ответила Фиона.

Кэролайн вытаращила глаза, а потом рассмеялась. И так Фиона действовала на всех. Она не притворялась. Очаровывала и закоренелых снобов, и грубых бизнесменов, всегда оставаясь самой собой. Она покорила даже Моргана, самого богатого человека в стране. Когда Уилл представил ее, Фиона встретила его грозный взгляд улыбкой и по-мужски пожала ему руку. Позже Морган добродушно буркнул Уиллу, что этой бесстрашной девчонке не мешало бы изобразить хоть толику священного трепета.

Уилл был влюблен по уши и не раз хотел признаться ей. Однажды он чуть не сделал это в карете, когда они возвращались с ужина, но заметил, что девушка напряглась, и сменил тему. Наверное, Фиона сомневалась в его искренности. Или так же, как он сам когда-то, боялась, что у них ничего не получится, а она останется с разбитым сердцем. Интуиция подсказывала Макклейну, что кто-то уже сделал это. У Фионы была страстная натура, но в ее прикосновениях и поцелуях всегда ощущалась странная настороженность. Уилл собирался представить ее своим родным. Это должно было доказать серьезность его намерений. И его детям тоже пошло бы на пользу. Рано или поздно он и Фиона столкнутся с Уиллом-младшим или Джеймсом в ресторане или кто-нибудь скажет сыновьям, что видел их вместе. К счастью, никто из его детей не читал «Болтовню Питера». Хилтон был неравнодушен к Фионе и упоминал ее в своей колонке чуть ли не каждую неделю. Всегда описывал ее наряды, приводил имена ее неизменных спутников и сообщал, что люди заключают пари, кто из них будет сопровождать Фиону на этот раз — ослепительный молодой англичанин Ник Сомс или старый светский лев Уилл Макклейн. Было ясно, что даже этот грязный сплетник не разгадал сексуальную ориентацию Ника и его роль дуэньи при Фионе.

— Папа… — окликнул Уилл-младший. — Я задал тебе вопрос. Ты что, не слышал?

— Извини, задумался. — Уилл ощутил на себе взгляд Эмили. Потом дочь опустила глаза и снова взялась за шитье.

— Я спросил, пришел ли отчет о Бруклинской линии.

— Еще нет. Я жду его завтра.

Наступила еще одна пауза. Джеймс взял у Уилла-младшего короткую клюшку для гольфа. Эдмунд подбрасывал мяч в воздух. Эмили втыкала иголку в ткань. Взгляд Уилла задержался на руках дочери, белых, изящных и разительно отличавшихся от загрубевших рук Фионы. Когда на днях они были в «Ректоре», Фиона потянулась к бокалу, и Уилл увидел царапину на тыльной стороне ее кисти. При виде этой руки маленького бойца у него растаяло сердце. Руки Фионы были не такими красивыми, как у Эмили, но Уиллу они казались прекрасными.